Семнадцатое столетие на исходе. Британская империя прирастает колониями; торговые суда на всех парусах снуют между метрополией и ее заморскими владениями, но в силу того, что навигационная наука по-прежнему находится в довольно примитивном состоянии, содержимое их трюмов постоянно рискует либо стать добычей пиратов, либо очутиться на дне морском. В 1714 году тому, кто сумеет решить вопрос определения долготы на море, Парламент пообещает без преувеличения астрономическое вознаграждение в £20,000. (Его в конце концов 62 года спустя получит Джон Гаррисон.) А четырьмя десятилетиями ранее свой вклад в обеспечение безопасности имперского фрахта внес сам Карл II, основав Королевскую обсерваторию в Гринвиче.
Рубрика: Королевский Лондон Страница 1 из 2
Психическое заболевание Георга III вынудило его передать бразды правления наследнику задолго до кончины. Начавшееся еще на рубеже веков регентство будущего Георга IV в 1811 году было оформлено официально.
В том же году парк Марилебоун вдруг оказался ненужен своим прежним арендаторам-фермерам. Возникла идея превратить бывшее охотничье угодье Генриха VIII в город-сад для знати, включая самого принца-регента, для которого там планировалось построить летнюю виллу. (Забегая вперед, скажем, что реализация этой затеи ограничится лишь переименованием парка в честь инициатора «улучшений» и постройкой дворцового вида особняков по его периметру.) Для удобства перемещений будущего короля, чья официальная резиденция располагалась в Карлтон-хаус, требовалась соответствующая его статусу магистраль, желательно не хуже, чем парижские бульвары.
Из целой вереницы королевских дворцов, возведенных на берегах Темзы — на протяжении веков главного большака Лондона и окрестностей, — один выбивается своими совсем не царскими размерами и экстерьером.
В 1728 году венценосная семья, исчерпав возможности королевской резиденции в Ричмонде, обратила свои взоры на Голландский дом в соседнем Кью. Голландским этот загородный особняк 1631 года постройки прозвали за его внешний вид в духе родной заказчику, купцу Сэмюэлу Фортрею, фламандской архитектуры.
Сначала Георг II поселил здесь трех старших дочерей. Три года спустя его сын принц Фредерик облюбовал соседний Кэпелл-хаус, стараниями архитектора Уильяма Кента перестроенный, оштукатуренный и в связи с этим переименованный в Белый дом (Уайт-хаус). (Забегая вперед, скажем, что в 1802 году он был разрушен, а на его месте по велению Георга III началось возведение нового дворца в готическом стиле. Дальше стен дело, однако, не продвинулось, а сменивший на троне отца Георг IV и вовсе снес не вызывавшее у него никаких симпатий сооружение.)
После безвременной кончины принца его вдова, принцесса Августа, не стала переезжать из Кью, где ее стараниями создавался впоследствии знаменитый на весь мир ботанический сад и росли сыновья Георг и Фредерик. Этот очередной Георг — при восшествии на престол он получит третий порядковый номер — и обеспечит дворцу Кью (он же Голландский дом) место в Истории.
Ценить прекрасное гораздо проще с туго набитым кошельком. Создавать прекрасное на пустой желудок тоже проблематично. Не зря на протяжении веков творцам всех мастей оказывали поддержку меценаты, в том числе венценосные. Королевская благосклонность держала на плаву поэтических муз Джеффри Чосера, Джона Скельтона и Бена Джонсона. Однако Карл II пошел дальше своих предшественников: при нем придворный поэт стал полноценной штатной единицей королевского дома с фиксированным гонораром (около £6,000 по состоянию на 2020 год) и премиальной бочкой шерри. В пересчете на бутылки получается 720. С 1984 года в знак культурного и торгового сотрудничества между двумя странами эту обязанность добровольно исполняют испанские поставщики напитка, а награждаемые могут выбрать себе шерри по вкусу и даже нарисовать свою собственную этикетку.
Сегодня о королевском зверинце в Тауэре напоминают лишь скульптурные изображения его былых резидентов. А между тем еще каких-то двести лет назад здесь квартировали лев, тигр, пантера, леопард и медведь гризли по кличке Мартин.
Первым на здешних берегах завел себе экзотических зверей Вильгельм Завоеватель. Домашний зоосад короля в Вудсток Парке перешел по наследству его сыну Генриху I, который не только сохранил, но и приумножил поголовье. Правда, двигали им отнюдь не научно-познавательные цели: обитатели королевского зоопарка — а к тому моменту среди них были львы, верблюды, леопарды, рыси, совы и даже дикобраз — служили живыми мишенями в доморощенных сафари, столь милых сердцу венценосного охотника. Столетия спустя подобным образом будет развлекаться Яков I – этот, правда, предпочитал кровавое зрелище травли львов.
Вышедший в начале этого года на экраны фильм Йоргоса Лантимоса «Фаворитка» о непростых взаимоотношениях королевы Анны и двух ее наперсниц — Сары Черчилль и Абигейл Мэшем, — как и положено художественному произведению, обошелся с исторической правдой довольно свободно, если не сказать бесцеремонно. Впрочем, жизнь и без кинематографических ухищрений в очередной раз дает фору необузданным фантазиям деятелей искусства, и настоящая, без прикрас, история скандального дамского треугольника не уступает фильму ни по части интриг, ни по степени драматизма.
Альбертополис
Именем принца Альберта, супруга королевы Виктории, в британской столице названы не только улицы, но и — теперь уже бывшие — доки на востоке города, мост на западе, набережная в центре, один из двигателей на канализационно-насосной станции викторианской эпохи в лондонском районе Бексли и проч. и проч. Чарльз Диккенс как-то писал своему другу Джону Личу:
Если тебе попадется где-нибудь по соседству удобная пещера, в которой отшельнику можно было бы укрыться от памяти о принце Альберте и ее свидетельств, прошу тебя, дай мне знать»
‘If you should meet an accessible cave anywhere in the neighbourhood, to which a hermit could retire from the memory of Prince Albert and testimonials to the same, pray let me know it.’.
Саксонский принц, ставший для Виктории не просто беззаветно любимым мужем, но и ближайшим советником и помощником, благодаря разумному и тактичному усердию на очень непростом поприще приложения к коронованной жене сумел преодолеть первоначально весьма сдержанное отношение британского общества и завоевать самые искренние симпатии последнего.
Главный английский волюнтарист всех времен, конечно, — Генрих VIII. Наперекор обычаю и политической целесообразности он даже посмел жениться по любви — причем неоднократно — роскошь даже для короля непозволительная. Что уж говорить о принцессах, не по своей воле выступавших в роли разменной монеты в мире высокой политики, где браки заключались не на небесах, а в ходе деловых переговоров. Однако на любое правило обязательно найдется исключение.
Идеи приватности и потребности в личном пространстве получили широкое распространение лишь в викторианскую эпоху. А до тех пор англичане вели жизнь сплошь коммунальную; уединиться удавалось лишь счастливым обладателям т.н. four-poster beds (кроватей с балдахином). Не были исключением и не озадаченные жилищным вопросом монархи, день и ночь окруженные толпами придворных и слуг.
Средоточием королевского двора были личные покои государя — анфилада комнат, в конце которой располагалась святая святых — спальня и ретирада первого лица. Обслуживающий этот пуп английской земли персонал возглавлял the Groom of the King’s Close Stool (или — более кратко — Groom of the Stool). Должность была учреждена в самом конце XV века Генрихом VII и подразумевала удовлетворение личных нужд короля. При Генрихе VIII список этих нужд, а вместе с ним и полномочия заботившегося о них слуги, вышли далеко за рамки интимного.
Анна Болейн была у Генриха VIII далеко не первой (и, как мы знаем, не последней), но ей первой удалось то, о чем ее предшественницы могли только мечтать — выбиться из любовниц в королевы.
По тогдашним канонам Анна не считалась красавицей, зато была большой умницей: семь лет, проведенных при французском королевском дворе, не были потрачены ею впустую — девица пела, плясала, играла на музыкальных инструментах, знала толк в женских нарядах и своим европейским лоском заметно выделялась на общем довольно-таки провинциальном фоне двора Генриха VIII, где она оказалась в 1522 году.
Король-женолюб не мог, разумеется, пройти мимо такой жемчужины. Анна, однако, оказалась крепким орешком: сомнительная с моральной точки зрения и ненадежная во всех остальных отношениях вакансия монаршей фаворитки ее, благородную аристократку, не прельщала. В конце концов, Генрих, потеряв надежду произвести на свет наследника престола с законной супругой, решил с Екатериной Арагонской развестись и жениться на Анне Болейн — блестящий план, позволявший и добиться благосклонности предмета своей страсти, и, дай бог, спасти династию Тюдоров от вымирания. Его практическое воплощение в жизнь было поручено красному кардиналу Томасу Уолси. Для Генриха VIII это было только начало целой серии матримониальных эскапад, обеспечивших ему историческое бессмертие, а для Уолси — конец его блестящей карьеры.