Я вполне уверен, что эта дама готова причинить нашей стране всевозможное зло в признательность за доброту и любезность, с какою здесь относились к ней во время её многолетнего пребывания в Англии»,

— так писал герцог Веллингтон о Дарье Ливен, которая вошла в Историю как первая русская женщина-дипломат.

17 декабря 1785 года у военного генерал-губернатора Риги Христофора фон Бенкендорфа родилась дочь. Девочке, нареченной Катариной Александрой Доротеей, повезло не только с высокопоставленным отцом, но и с не менее влиятельной матерью — фрейлиной при русском дворе и наперсницей императрицы Марии Федоровны, супруги Павла I и матери будущих царей Александра I и Николая I.

Она умерла, когда нашей героине было 11 лет, и заботу о воспитании и образовании двух ее дочерей взяла на себя ее августейшая подруга. Девочек устроили в Смольный институт, по окончании которого Доротея-Дарья была пожалована в фрейлины своей благодетельницы. Последняя нашла девушке и подходящего жениха — графа Аракчеева. Перспектива стать женой фанатика муштры и фрунта привела нашу героиню в ужас. Венценосная сваха не стала настаивать и подобрала другую кандидатуру — 25-летнего графа Христофора Андреевича фон Ливена. В 1800 году молодые — невесте так и вовсе едва исполнилось четырнадцать — сочетались узами брака, где было много расчета, но мало чувства.

Princess Lieven by Sir Thomas Lawrence
Портрет графини Дарьи Ливен работы сэра Томаса Лоренса

Граф Ливен тоже был далеко не последним человеком при дворе. В свое время любимец Павла I, он был близок и с его наследником. В 1805 году граф был рядом с Александром I в битве при Аустерлице, два года спустя — при подписании мира в Тильзите. В следующем году он получил место в Коллегии иностранных дел, а еще через год был отправлен в Пруссию в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра.

Графиня последовала за мужем в Берлин, но нашла тамошнюю жизнь откровенно скучной, посетовав как-то в письме:

Казаться дурой в течение еще нескольких лет — это жестоко».

Ее страдания окупились в полной мере всего через три года, когда графа назначили послом в Великобритании. Ливены прибыли в Лондон, когда на фоне только что одержанной Россией победы над самим Наполеоном, англичане русских, по свидетельству бывшего посла Семена Воронцова, уважали, восхищались и восхваляли.

Как в свое время в Берлине, графиня завела салон, который благодаря харизме, остроумию и светским талантам его хозяйки стал одним из центров политической и культурной жизни британской столицы и вскоре обрел статус культового. Всего через два года после переезда в Лондон графиня Ливен стала первой иностранкой, избранной патронессой знаменитых Залов Альмака в фешенебельном районе Сент-Джеймс. Это был такой привилегированный ночной клуб для аристократов, где во время лондонского светского сезона устраивались балы с ужином. На одном из них супруга русского посла познакомила местные сливки общества с вальсом, имевшим тогда репутацию танца на грани, а то и за гранью приличий.

Джордж Крукшенк. Долгота и широта Санкт-Петербурга, 1813
(С) The Trustees of the British Museum

Не будучи по тогдашним канонам красавицей, — высокая и худая, с длинной шеей, за которую ее звали кто лебедем, кто жирафом, — графиня Ливен обладала исключительным обаянием, безотказно действовавшим как на мужчин, так и на женщин, и беззастенчиво пользовалась этим на благо родины.

Александр I в письме к министру иностранных дел графу Нессельроде сокрушался:

Жаль, графиня Ливен носит юбки. Из нее вышел бы блестящий дипломат».

Впрочем, она и была по сути дипломатом, даже, пожалуй, в большей степени, чем ее супруг. Вышеупомянутый граф Нессельроде завел непосредственную переписку с графиней и отмечал, что от депеш ее мужа при всей их тщательности и дотошности было бы мало толку, если бы не прилагавшиеся к ним в нагрузку корреспонденции его супруги, умной, наблюдательной и умевшей расположить к себе и вызвать на откровенность монархов, придворных, политиков, премьер-министров, а также их жен и любовниц.

Графиня Ливен была женщиной не только честолюбивой, но сластолюбивой. Ее дружбы с сильными мира сего редко удерживались в сугубо платонических рамках, а сердечные привязанности менялись при малейшем дуновении ветра политических перемен. Исключением был австрийский канцлер Клеменс фон Меттерних, которого наша героиня соблазнила по заданию российского императора во время Венского конгресса. Их роман продлился всего неделю, но обмен письмами, содержавшими признания отнюдь не исключительно романтического толка, а потому с большим интересом читавшихся Александром I, продолжался целых десять лет. Его окончание пришлось одновременно и на момент ухудшения отношений между Россией и Австро-Венгрией и на женитьбу Меттерниха, а что послужило причиной остается тайной.

Великое посольство Ливенов, растянувшееся на без малого четверть века, закончилось в 1834 году. Носивший к тому времени уже титул князя Христофор Андреевич Ливен был отозван в Петербург, где получил место наставника будущего Александра II. Это событие сильно опечалило лондонских дам, которые подарили княгине Ливен драгоценный браслет «в знак сожаления об ее отъезде и на память о многих годах, проведенных в Англии».

Не обрадовалась возвращению в суровый петербургский климат и казенную атмосферу николаевской России и наша героиня. Но настоящей трагедией для нее стала смерть двух младших сыновей от скарлатины в 1835 году. Боль потери, давнее охлаждение к мужу и проблемы со здоровьем — этого было вполне достаточно для того, чтобы уехать в Париж и больше не возвращаться.

Там княгиня, разумеется, завела очередной салон, не уступавший по популярности салону мадам Рекамье и ставший «дозорной вышкой Европы», и очередного любовника. Им стал вдовый историк, а впоследствии французский министр иностранных дел Франсуа Гизо. На этом основании законный супруг лишил княгиню полагавшегося ей содержания, но вскоре скоропостижно скончался в поездке по Европе со своим подопечным, освободив Доротею от и так не слишком стеснявших ее матримониальных уз.

Она пережила его почти на двадцать лет и мирно окончила земное существование в своем парижском особняке 27 января 1857 года. Согласно ее воле, похоронили княгиню в семейной усыпальнице Ливенов в Межотне (современная Латвия) рядом с сыновьями Георгом и Артуром, чьими крестными отцами были принц-регент, будущий король Георг IV, и герцог Веллингтон.