Дэвид и Виктория Бекхам, назвавшие детей по имени мест, где те были зачаты, в своих претензиях на оригинальность — сознательно или нет — наследовали жившим в XIX веке соотечественникам Уильяму и Фрэнсис Найтингейлам. Те, поженившись в 1818 году, отправились в затяжное свадебное путешествие по Европе, плоды которого не заставили себя долго ждать — в следующем же году в Неаполе у них родилась дочь, названная, как и основанный греками город, где она появилась на свет, Партенопой, а год спустя в семействе случилось очередное пополнение — младшую дочь окрестили Флоренс в честь столицы Тосканы, где Найтингейлы находились в тот момент.
Как вы, наверное, уже догадались, девочкам повезло с состоятельными родителями, а их будущим женихам должно было в свое время повезти с богатыми невестами. Слава богу, жизнь гораздо интересней и непредсказуемей наших планов и чаяний. К 16 годам Флоренс, к тому времени уже вовсю оказывавшая помощь больным и бедным соседней с родительским поместьем деревни, окончательно утвердилась в мысли, что ее призвание не выйти, как полагается девушке из приличной семьи, замуж и произвести на свет потомство, а облегчать страдания недужных. (Ей не раз делали предложение, но все женихи остались в итоге ни с чем; один из них, правда, утешился, женившись на старшей сестре.)
Родители были, конечно, в ужасе: в глазах привилегированных классов медсестры были чуть лучше проституток, а уход за больными, не требовавший, как считалось, ни особого ума, ни специальных познаний, был уделом женщин бедных и зачастую пожилых. Мать попыталась было утихомирить стоявшую на своем дочь, предложив ей превратить в дом престарелых особняк недавно умершей родственницы, за которой девушка ухаживала до самой ее кончины. Однако «игрушечный» санаторий решительно настроенной Флоренс был не нужен.
Проучившись несколько месяцев на курсах в Германии, она вернулась домой и устроилась медсестрой в приют «для женщин благородного происхождения в стесненных обстоятельствах» в Миддлсексе. Через год она его возглавила! Причем согласилась занять неоплачиваемую должность только на условии прекращения религиозной дискриминации — прежде в богадельню принимали лишь приверженцев англиканской веры.
В октябре 1853 года разразилась Крымская война. Вскоре английские газеты не столько рапортовали об успехах британской армии, сколько кричали о чудовищной смертности в военных госпиталях. Надо заметить, что на тот момент их персонал состоял исключительно из мужчин — военное начальство опасалось нанимать сестер милосердия, заработавших себе в прошлом дурную репутацию, а потому заботливых рук на всех, конечно, не хватало, да и с состраданием у сильного пола всегда была напряженка.
Война шла уже год, когда Флоренс Найтингейл получила письмо от военного министра и, по совместительству, своего давнего знакомого Сидни Герберта с просьбой собрать и возглавить команду медсестер, которой предстояло отправиться исправлять бедственное положение в прифронтовых госпиталях. Всего несколько дней спустя десант из 34 сестер милосердия, рекрутированных Флоренс из святых обителей, погрузился на корабль, идущий в Крым. Спасенную четырьмя годами ранее от жестоких афинских мальчишек сову, названную, естественно, Афиной, которая повсюду сопровождала нашу героиню, путешествуя в кармане ее платья, пришлось оставить дома. (К сожалению, после отъезда Флоренс о птице оказалось некому толком позаботиться, и она умерла. Вернувшуюся полтора года спустя Флоренс ждало чучело ее любимицы.)
4 ноября, в канун битвы при Инкермане, милосердный десант высадился в Скутари (современный Ускюдар в азиатской части Стамбула), где находился главный госпиталь британских войск, сражавшихся в Крыму. Картина, представшая их глазам, превзошла их самые худшие ожидания. Огромный госпиталь — квадрат со сторонами длиной почти в четверть мили — стоял, по сути, на выгребной яме, отравлявшей и воздух, и поступавшую в госпиталь воду. Палаты и коридоры были забиты ранеными, умиравшими в собственных экскрементах. 18-тысячное население госпиталя вынуждено было соседствовать с полчищами грызунов и насекомых. Не хватало элементарных вещей вроде бинтов и мыла, да что там — даже воды не было в достатке. Смертность от тифа и холеры в семь раз превышала боевые потери.
Под неприязненными взглядами местного начальства, вполне естественно воспринимавшего все, что делала Флоренс, как критику в свой адрес, она решительно взялась за работу. Ее команде не хватало опыта, не помогало и зачастую откровенно грубое отношение со стороны санитаров-старожилов, однако за каких-то два месяца им удалось привести госпиталь в порядок. Без дела не сидели и пациенты: вооруженные щетками, они отдраивали госпиталь изнутри — те из них, конечно, кто был в состоянии это делать. Флоренс не только руководила, но и с фонарем в руках совершала ежевечерние обходы пациентов, справляясь о их здоровье и выражая им посильное сочувствие. (После 8 часов вечера всем остальным медсестрам было категорически запрещено находиться в палатах. Им на смену приходили санитары-мужчины. Нарушительниц дисциплины приходилось порой даже сажать под замок. Их начальница делала это не из садистских наклонностей, а защищая честь и достоинство своих подчиненных и профессии.) Благодарные солдаты прозвали Флоренс «the Lady with the Lamp». Благодаря ее усилиям смертность в госпитале снизилась на две трети.
В декабре прибыло подкрепление, еще 46 сестер милосердия. Помимо улучшения санитарных условий в госпитале, Флоренс Найтингейл позаботилась и о многих других вещах, о которых ее предшественники даже не задумывались. Так, она создала отдельную кухню, где готовилась вкусная и аппетитная еда для пациентов, требовавших особой диеты, а также прачечную, библиотеку и комнату для занятий. Она спала по четыре часа в сутки, медсестрам в ее подчинении тоже приходилось работать на износ.
К моменту окончания войны в марте 1856 года Флоренс Найтингейл приобрела статус национальной героини со всеми его атрибутами. Однако она никогда не была тщеславна, а потому во избежание помпезного приема на родине вернулась в Англию под вымышленным именем, а те несколько миль, что отделяли дом ее родителей от ближайшей железнодорожной станции, прошла пешком.
Все, чего хотела Флоренс, — это спокойно продолжать свою работу. Она практически не появлялась на публике, не давала интервью и отказывалась позировать фотографам. Ее менеджером по связям с общественностью стала сестра Партенопа. За всю ее жизнь только два прижизненных портрета Флоренс стали достоянием общественности. Правда, стоили они дорого и для массового распространения не предназначались. Народу, боготворившему главную медсестру страны, оставалось полагаться только на собственное воображение.
Бурной деятельности Флоренс Найтингейл по реформированию сначала армейской, а потом и гражданской системы медицинской помощи во многом способствовала и активная поддержка со стороны королевы Виктории. В ноябре 1855 года она сделала первое пожертвование в только что созданный и названный в честь медсестры-героини фонд, задачей которого стала организация школ сестринского дела — единственное, на что согласилась равнодушная к наградам Найтингейл в качестве признания своих заслуг перед Отечеством. Пять лет спустя в нем скопилось £50,000, на которые при больнице святого Фомы в Лондоне была открыта первая из них.
Знакомством с правящим монархом наша героиня пользовалась и в тех случаях, когда ее многочисленные рапорты, статистические отчеты, таблицы и диаграммы не получали должного внимания со стороны политиков и чиновников. Тогда она писала напрямую Виктории или Альберту, дабы быть уверенной, что ее рекомендации не пропадут втуне. (Значительную часть своей бурной общественной деятельности Флоренс вела, не вставая с постели: инспектируя в мае 1855 года военные госпитали в Балаклаве, она заразилась, как считается, бруцеллезом, который сперва едва не стоил ей жизни, а затем превратил не достигшую еще и 40 лет женщину в инвалида.)
Упомянутые выше диаграммы были главным коньком медсестры. Флоренс была одаренным и увлеченным статистиком-самоучкой. Она обнаружила, что аккуратно собранные статистические данные дают ключ к пониманию причин и характера явлений. Вот только для многих министров, военачальников, парламентариев и чиновников — все людей с университетским образованием, между прочим — статистика оставалась китайской грамотой, что ужасно раздражало Флоренс. Тогда в сотрудничестве с Уильямом Фарром она придумала более наглядный способ демонстрации своих изысканий — круговые диаграммы, названные ей «петушиными гребнями» (‘coxcombes’).
Одним из вопросов, занимавших мисс Найтингейл, было обустройство современных госпиталей. В Париже она обнаружила революционное по тем временам решение — больницы, состоявшие из отдельных светлых и хорошо проветриваемых палат, которые минимизировали распространение инфекций. Благодаря ее усилиям французская идея прижилась и в Англии, а затем и по всему миру.
К концу 1850-х годов Флоренс имела репутацию авторитета в области медицинской помощи международного уровня. Важный вклад внесла она и в решение проблемы чудовищной смертности среди британских подданных, служивших в Индии. С помощью статистики и глубокого анализа собранных, не выезжая из Лондона, данных, она пришла к, казалось бы, вполне очевидному выводу: в Индии с ее климатом жить, как в Англии, не получится. За собственный счет она издала 23-страничную монографию о климатических и санитарных условиях в главной британской колонии (аналогичный правительственный доклад на эту же тему занимал 2028 страниц мелкого текста), экземпляры которой разослала всем так или иначе заинтересованным лицам, включая королеву. Книжкой дело не ограничилось: получив назначение, наместники королевы, прежде чем отправиться в Индию, проходили инструктаж у Флоренс.
Легендарная сестра милосердия, несмотря на серьезные проблемы со здоровьем, прожила долгую и плодотворную жизнь. Когда она умерла 13 августа 1910 года, ей было уже 90 лет — рекордный по меркам викторианской эпохи возраст. Уважая ее последнюю волю, семья Флоренс отказалась от почетных похорон в главной усыпальнице страны — Вестминстерском аббатстве. Ее прах погребли в Ист Уэллоу в графстве Гемпшир, среди фамильных захоронений Найтингейлов.
Добавить комментарий