Есть такая традиция, сравнивая достижения современников с высотами, достигнутыми их блистательными предшественниками, называть их именами эталонных представителей профессий: новый Микеланджело, советский Робертино Лоретти или, скажем, Шекспир XXI века. С XVI века лучшие из английских актеров удостаиваются прозвища Росций, в память о комическом актёре времён поздней Римской республики Квинте Росции Галле. Английским Росцием XVII века был Томас Беттертон.
Он родился в 1635 году в семье помощника повара при дворе Карла I. Раннее знакомство с изящной словесностью не прошло даром, и родители заразившегося любовью к чтению ребенка решили во что бы то ни стало помочь ему получить одну из так называемых свободных профессий (таковыми считались связанные с грамматикой, риторикой, арифметикой, геометрией, логикой, музыкой и астрономией, а именно теология, юриспруденция и медицина).
Однако, как известно, король, которому они служили, был лишен трона и жизни, а семья лишилась надежды дать своему отпрыску достойное образование; литературным амбициям юного Томаса подрезала крылья жизнь, по чьей прихоти он оказался не на университетской скамье, а в книжной лавке мистера Родоса на Чаринг-кросс. Печатая вирши поэта и драматурга сэра Уильяма Давенанта, тот обзавелся связями в театральных кругах, а потом и местом костюмера в театре в Блэкфрайерз. Ему-то Беттертон и был обязан своим знакомством с Мельпоменой.
Катаклизмы, сопровождавшие бесславный конец правления Карла I, отразились и на театральной жизни столицы. Многие из актеров – а практически все они, если позволял возраст и физические возможности, с оружием в руках пошли защищать своего короля, — сыграли в театре боевых действий Гражданской войны свою последнюю роль.
Судьба тех, кто вышел живым из мясорубки Английской революции, решалась в ходе идеологических битв. В 1642 году мрачные безумцы пуритане позакрывали все лондонские театры и провозгласили сценические действа смертным грехом. Зимой 1648 года в театре Кокпит на Друри-лейн была предпринята отважная попытка сохранить драматическое искусство для народа; однако посмевшего выйти на сцену актера вскоре прервал проповедник — и в итоге вся труппа в сопровождении наряда милиции, т.е., прошу прощения, дружинников Кромвеля дружно отправилась в тюрьму. Время от времени то ли при попустительстве начальства, то ли с его молчаливого согласия народу перепадало немного зрелищ, но в целом пациент был скорее мертв, чем жив.
Впрочем, любое закручивание гаек рано или поздно приводит к тому, что резьбу срывает. При Кромвеле стало понятно, что монархия была не таким уж и злом, так что, когда генерал Монк, собрав армию в Шотландии, выступил в поход на Лондон, любители театрального искусства объединились с тем, чтобы вернуть это самое искусство народу. В 1659 году знакомый нам продавец-костюмер Родос реанимировал театр Кокпит на Друри-лейн, главными «звездами» которого стали его подмастерья Беттертон и Кинастон. Вскоре вместе с монархией вернулась и практика выдачи королевских патентов на актерскую деятельность, получая которые артисты поступали на службу к королю. А в 1662 году были созданы две театральные труппы: одна под руководством печально известного потворщика монарших безумств и пороков Томаса Киллигрю получила название Королевской, другая, управляемая сэром Уильямом Давенантом, была известна как труппа герцога Йоркского. В последнюю-то и был приглашен Беттертон.
Свой первый сезон в Линкольнз-инн-филдз театр Давенанта открыл его же комедией «Осада Родоса». Игравший в ней Беттертон покорил своим талантом не только публику, но и самого короля. Последний счел его подходящим кандидатом для поездки в Париж с целью изучения тамошней театральной действительности. Вернувшись, Беттертон немало поспособствовал развитию отечественных подмостков: именно тогда в английских театрах по примеру законодательницы мод Франции начали использоваться сменные декорации вместо вытканных по типу гобеленов задников.
Монаршье расположение напомнило о себе в 1675 году; тогда охваченный страстью к театральным постановкам двор по велению королевы Екатерины Браганской взялся за пастораль «Калисто, или Непорочная нимфа», Беттертону было поручено руководство репетициями и обучение занятых в спектакле молодых людей, в то время как его супруга пестовала девушек, среди коих были принцессы Мария и Анна. Последняя, взойдя на престол, отблагодарила свою наставницу ежегодной пенсией в размере 100 фунтов – очень кстати, учитывая преклонный возраст и проблемы со здоровьем овдовевшей миссис Беттертон.
Мэри Беттертон (в девичестве – Сондерсон) достойна того, чтобы сказать о ней несколько слов. Она была одной из первых профессиональных актрис, так как в Англии женщины получили право выступать на театральных подмостках только к 60-м годам XVII века, и первой сыграла роли Джульетты, леди Макбет, а ее Офелия, по свидетельствам современников, не уступала Гамлету ее супруга. Они поженились в 1662 году и прожили долгую и счастливую жизнь – вот на кого стоит равняться современным ветреным служителям Мельпомены.
В следующем же году незадолго до окончания строительства нового здания театра в Дорсет-гарденз умер Давенант, и Беттертон занял его место. Благодаря его усилиям, герцогский театр продолжал удерживать лидирующие позиции, хотя порой и подвергался мягким упрекам за преобладание формы над содержанием: так зрительской благосклонности ради и разнообразия для в постановки впервые были включены музыка, пение и танцы. Однако соперничество двух трупп стоило им немалых сил, а главное денег. Когда стало ясно, что боливар, т.е. город, не вынесет двоих, было принято решение о поглощении герцогской труппы королевской и их совместной прописке в чертогах последней на Друри-лейн.
Случилось это в 1684 году. С этого же момента начался зенит славы Беттертона. Здесь надо сказать несколько слов о его актерском даре, который ярче всего проявлялся в трагедиях. Как позднее Гаррик и Кембл, Беттертон преклонялся перед Шекспиром и с удовольствием и большим мастерством играл его персонажей – от Гамлета и Брута до Отелло и Генри Горячей Шпоры. Сиббер описывал его, как
актера, у которого нет соперников, равно как у Шекспира нет конкурентов среди драматургов»,
и добавлял, что они созданы дополнять и иллюстрировать гениальность друг друга. По оставленным современниками описаниям мы легко можем представить себе, как выглядел Росций английской сцены XVII века: он был, как говорится, неладно скроен, да крепко сшит, среднего роста, склонен к полноте; впрочем, недостаток элегантности компенсировался исходившей от него аурой серьезности, достоинства и величавости. А еще у него был мощный голос, которым он мастерски владел, держа не стесненную рамками приличий тогдашнюю публику в восторженно-напряженном внимании.
Ожидалось, что объединение двух трупп будет не только экономически выгодным предприятием, однако вышло совсем иначе. Виновником последовавших бед считается введенный в руководство театра Джон Рич, адвокат по профессии, гораздо более широко известный как театральный продюсер и большой любитель того, что мы называем спецэффектами. Став, как сейчас сказали бы, мажоритарным акционером театра, он сосредоточил в своих руках огромную власть и пользовался ею, надо сказать, частенько в репрессивных целях. Добавьте сюда привычку путать театральный бюджет с собственным кошельком и весьма неохотно выплачивать актерам их честно заработанные деньги.
Беттертон попытался было выступить против узурпатора, но ему быстро заткнули рот, а чтобы в дальнейшем не высовывался, отдали его главные роли другим актерам. Но бунт продолжал назревать, и вскоре недовольные актеры во главе с жертвой вопиющей несправедливости объединились на борьбу с произволом. Поданная королю Вильгельму петиция была рассмотрена придворными адвокатами. Служители Фемиды постановили, что венценосной особе ничего не мешает выдать новую лицензию на осуществление театральной деятельности. Разумеется, главная заслуга в успехе этого предприятия принадлежит Беттертону: у него была масса друзей, влиятельных покровителей, безумная популярность – и еще одно обстоятельство, сыгравшее как бы не главную роль во всей этой истории. Дело в том, что ему позарез нужны были деньги: незадолго до разборок с Ричем он попытал было счастья на спекулятивном поприще – и прогорел, потеряв все свои сбережения.
И, в общем-то, надежды вполне оправдались. Новый патент был оформлен на имя Беттертона, а история о Карабасе Барабасе и угнетаемых им актерах так тронула сердца театралов, что они дружно скинулись на строительство новых подмостков в Линкольнз-инн-филдз. 30 апреля 1695 года состоялось торжественное открытие новой площадки, ознаменовавшееся премьерой комедии Конгрива «Любовь за Любовь», которая шла при полном аншлаге до самого конца сезона. Однако по прошествии пары лет переменчивая любовь публики начала увядать, и снова стало ясно, что городу не по карману делать кассу сразу двум мало чем отличающимся друг от друга театрам.
Впрочем, скоро выяснилось, что конкурентные междуусобицы не так опасны, как новый враг, имя которому было Джереми Колльер. В 1697 году он опубликовал книгу, обличающую распутный образ жизни актеров и непристойный характер театральных зрелищ. Энергичная убежденность и религиозная база, подведенная под его высказывания, произвели неизгладимое впечатление на умы. Лучшие из них пытались выступать в защиту Мельпомены, но, увы, правда жизни и факты были на стороне борца за чистоту нравов. В результате несколько актеров подверглись судебному преследованию за сквернословие; среди тех, кто был признан виновным, был сам Беттертон, подвергшийся штрафу. Впрочем, нет худа без добра: британскому театру давно недоставало некоторой рафинированности, которая именно тогда и начала понемногу зарождаться.
Как только душеспасительные страсти поулеглись, решили заняться оптимизацией театрального менеджмента, а заодно и улучшением внешнего вида храмов драматического искусства. В виду столь благих целей уже известный нам Конгрив и драматург и архитектор Джон Ванбру общими усилиями начали сбор средств на строительство в Хеймаркете нового театра, который стал бы гордостью нации.
Беттертон в этой затее участвовать отказался: отдав к тому времени уже 40 лет жизни сцене, он устал и мечтал о заслуженном отдыхе, а потому легко отказался от своей лицензии в пользу Ванбру и снял с себя всякую ответственность за все, что случилось потом. И, как ни странно, правильно сделал: заявленный как триумф, новый театральный проект уже к концу первого сезона с треском провалился.
Впрочем, даже уйдя на покой, Беттертон оставался любимцем публики. В 1709 году на пороге 70-летия он с блеском играл юного Валентина в «Любовь за любовь» (последний спектакль собрал рекордные по тем временам 500 фунтов!), а о его Гамлете писал «Татлер» (сегодняшний одноименный рупор богатых и знаменитых – одна из реинкарнаций этого печатного органа). На волне этого успеха менеджер театра мистер Суини предложил Беттертону роль в «Трагедии девы». Премьера была назначена на 25 апреля 1710 года и стоила ветерану сцены жизни. За неделю до означенного дня приступ подагры лишил его ног. Однако ради всем сердцем преданного ему зрителя старик Беттертон с помощью изуверских припарок поставил-таки себя на ноги – и сыграл так, что сорвал овацию. Но болезнь, отступив ненадолго, вернулась и на этот раз взяла реванш: через три дня после спектакля Томаса Беттертона не стало.
Его похоронили в Вестминстерском аббатстве. Томас Беттертон был не только одним из величайших актеров своего времени, но и одним из лучших в истории британского театра. Замечательно, что при этом он был и прекрасным человеком – порядочным, великодушным, а потому любимым и женой, с которой прожил в счастливом браке 40 лет, и многочисленными друзьями, среди коих был весь цвет тогдашней английской литературы, и зрителями.
Один эпизод из его яркой биографии заслуживает того, чтобы быть упомянутым в любом рассказе о его жизни, каким бы кратким или подробным он ни был. Друг, с которым он решил попытать счастья в рискованных спекуляциях в Ост-Индии, умер вскоре после того, как они все потеряли, оставив сиротой дочку. Беттертон удочерил ее и всю жизнь заботился о ней, как о собственном ребенке. Звали ее Анна Брейсгердл, и она тоже стала актрисой.
Добавить комментарий