В далеком 1990 году в дышавшем на ладан Советском Союзе начал выходить новый журнал для детей «Трамвай». Это сейчас, заглянув в Википедию, я узнала, что на его страницах были впервые опубликованы многие из негласно запрещенных в Союзе авторов и произведений и что критики назвали его «журналом детского авангарда». А тогда слово «авангард» мне еще было неведомо, однако, на уровне ощущений я, многолетний читатель «Колобка» и «Мурзилки», прекрасно понимала, что «Трамвай» — явление необыкновенное.
Среди многих открытий, сделанных мной на трамвайных страницах, были лимерики Эдварда Лира в переводе Григория Кружкова. Один из них — возможно, из-за экзотических Фермопил — запомнился мне, похоже, на всю оставшуюся жизнь:
Жил мальчик вблизи Фермопил,
Который так громко вопил,
Что глохли все тетки,
И дохли селедки,
И сыпалась пыль со стропил.
В оригинале же — это единственное у Лира пятистишие, где упоминается Россия.
С этим лимериком связан памятный эпизод детства и у Владимира Набокова. В «Других берегах» он вспоминает своего учителя английского, у которого всякий раз перед уходом последнего выпрашивал свою любимую «пытку».
Держа в своем похожем на окорок кулаке мою небольшую руку, он говорил лимерик (нечто вроде пятистрочной частушки весьма строгой формы) о lady from Russia, которая кричала, screamed, когда ее сдавливали, crushed her, и прелесть была в том, что при повторении слова «screamed« Бэрнес все крепче и крепче сжимал мне руку, так что я никогда не выдерживал лимерика до конца».
Там же Набоков предлагает свою «перефразировку» (на данный момент — первый установленный русский перевод Лира):
Есть странная дама из Кракова:
орет от пожатия всякого,
орет наперед
и все время орет —
но орет не всегда одинаково.
Даже если вынести за скобки массу других интерпретаций этих строк, трансформации, которым они подверглись в процессе перевода, впечатляют. Дама из России, превратившаяся в мальчика из Фермопил, — чепуха какая-то, скажете вы вслед за Борисом Архипцевым, блестящим знатоком и переводчиком лирианы на русский язык. Но мне кажется, ее вполне оценил бы сам автор трагикомических виршей, поэт нонсенса Эдвард Лир, чья жизнь была под стать лимерикам его сочинения.
