Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, что за книгу держит в правой руке принц Альберт, восседая в центре возведенного в память о нем королевой Викторией мемориала? Это каталог Великой выставки 1851 года, одного из главных достижений принца-консорта, которая состоялась буквально в нескольких шагах отсюда.
Для лондонцев XXI века Риджентс-канал — это живописный маршрут для длинных прогулок пешком или на велосипеде, беговая дорожка на открытом воздухе и даже место жительства — будь то на берегу или на воде, в приспособленной для этих целей барже. А между тем с момента создания и до относительно недавних пор это был канал-труженик и, как называет его историк Каролин Кларк, «М25 своего времени».
Чтобы представить себе викторианский Лондон, надо обладать недюжинным воображением. И если с визуальной составляющей могут помочь сохранившиеся фото- и литографии, рисунки и картины, то саундтрэк канул в Лету вместе с эпохой. И сожалеть об этом могут разве что историки, потому как какофония крупнейшего мегаполиса в мире была тяжелым испытанием для ушей. Цокот лошадиных подков по булыжным мостовым, дикие вопли гонимого на забой скота, выступления уличных артистов разной степени одаренности и лейтмотивом — крики уличных торговцев.
Для последних крепкая глотка в условиях жесточайшей конкуренции была не просто преимуществом, а насущной необходимостью. Томас Карлейль спасался от этой напасти в специально устроенном звуконепроницаемом кабинете. Огастес Мейхью такую роскошь себе позволить не мог — и в 1872 году предстал перед судом за нападение на коробейницу. (И его трудно осуждать: когда ежедневно в ваши двери стучатся десятки бродячих коммерсантов и при этом орут благим матом, надо быть Марком Аврелием, чтобы не сорваться.)
А двумя десятилетиями раньше Огастес помогал своему брату Генри Мейхью опрашивать героев столичных улиц. Опубликованные под общим названием «Лондонские труженики и бедняки» (London Labour and the London Poor), эти интервью не просто стали одним из самых амбициозных исследований в только-только получившей статус официальной науки социологии, но и дали право высказать свою горькую правду тем, от кого прежде слышали лишь названия продаваемых ими товаров.
Главная река Лондона, разумеется, Темза. Однако не единственная. Ее многочисленные притоки верой и правдой служили местному населению, пока в XIX веке не стали препятствием на пути у растущего без удержу города. В результате многие из столичных рек оказались под землей. Так, например, Банк Англии в буквальном смысле стоит на реке Уолбрук, а прямо под Букингемским дворцом течет Тайберн — река, некогда знаменитая своим лососем, а теперь всего лишь часть канализационной системы мегаполиса.
Такая же судьба постигла и самую крупную и самую легендарную из лондонских подземных рек. Флит, берущий начало в высокогорьях Хэмпстеда-Хайгейта, испокон веку служил источником питьевой воды для лондонского Сити. Этот гидроним, как и fleet («флот»), происходит от староанглийского fēotan («держаться на поверхности воды, плыть»). Так что исторически Флитом называлось лишь нижнее течение реки, где было возможно судоходство, а все остальное было известно как Hole-bourne, т. е. «река в ложбине».
Что учреждение культуры Тейт Британ стоит на месте бывшего учреждения исправительного, вы, вероятно, уже в курсе. История этого узилища заслуживает отдельного и подробного рассказа, к которому мы незамедлительно и приступим.
Как ни парадоксально это прозвучит, но своим появлением тюрьма Миллбэнк обязана американской Декларации независимости. Последовавшая за ее принятием война одним махом поставила крест на британской практике высылки за океан правонарушителей, которым даже по суровым законам 18 столетия смертная казнь все-таки не полагалась. (Депортации в Австралию начнуются лишь в 1787 году.)
В 1779 году был принят закон, позволивший заменить высылку заключением в одном из двух государственных исправительных заведений нового образца, которые, правда, еще только предстояло построить. Эти экспериментальные тюрьмы должны были воплотить в себе все самые прогрессивные идеи эпохи, касавшиеся того, как стоит поступать с преступниками. В их основе лежала вера в перевоспитательное воздействие одиночного заключения, регулярного религиозного просвещения, принудительного неоплачиваемого труда, особой униформы и строгой диеты. Вольнице, царившей в стенах Ньюгейта и прочих старорежимных узилищ, пора было положить конец.
Восемнадцатый век в Британии был временем стремительного распространения грамотности во всех слоях общества. Однако книги по-прежнему оставались роскошью, доступной немногим. Растущий читательский спрос отчасти удовлетворяли библиотеки с платной выдачей книг на дом, но при всех своих достоинствах они не утоляли весьма распространенной среди книголюбов потребности иметь в собственности некоторое количество дорогих сердцу томов.
Это чувство было хорошо знакомо Джеймсу Лакингтону. Будучи одним из одиннадцати отпрысков охочего до вина сапожника, наш герой был вынужден впрячься в трудовую лямку в то время, как его более удачливые сверстники сидели за партой. В 15 лет поступив в учение к товарищу отца по ремеслу, Джеймс Лакингтон, как он позднее утверждал, вдруг осознал ужасную вещь — собственную безграмотность. С (небезвозмездной) помощью младшего сына своего патрона юноша взялся за ее ликвидацию.
Благодаря судебной реформе Генриха II право казнить и миловать перестало быть привилегией баронов и стало прерогативой короны. Как следствие, понадобились казенные дома для содержания обвиняемых под стражей до вынесения им приговора и определения наказания. Первой стала Ньюгейтская тюрьма, пристроенная в 1188 году к одним из городских ворот Лондона — отсюда и название (Newgate — «новые ворота»).
Сегодня о королевском зверинце в Тауэре напоминают лишь скульптурные изображения его былых резидентов. А между тем еще каких-то двести лет назад здесь квартировали лев, тигр, пантера, леопард и медведь гризли по кличке Мартин.
Первым на здешних берегах завел себе экзотических зверей Вильгельм Завоеватель. Домашний зоосад короля в Вудсток Парке перешел по наследству его сыну Генриху I, который не только сохранил, но и приумножил поголовье. Правда, двигали им отнюдь не научно-познавательные цели: обитатели королевского зоопарка — а к тому моменту среди них были львы, верблюды, леопарды, рыси, совы и даже дикобраз — служили живыми мишенями в доморощенных сафари, столь милых сердцу венценосного охотника. Столетия спустя подобным образом будет развлекаться Яков I – этот, правда, предпочитал кровавое зрелище травли львов.
Велик соблазн начать словами «с незапамятных времен», ибо XVI век русским человеком ощущается как чуть ли не заря истории. Однако в Великобритании, где не только архитектура, традиции и социальные институты, но и деловые предприятия склонны к долгожительству, события полутысячелетней давности не только имеют конкретную датировку, но и вполне осязаемо связаны с настоящим пуповиной своего многовекового существования.
Поэтому придется начать с конкретной даты. В 1514 году Генрих VIII даровал королевскую хартию Корпорации Тринити Хаус, отвечающей за навигацию в Англии, Уэльсе и других британских территориальных водах (за исключением Шотландии, острова Мэн и Северной Ирландии). Другими словами, с тюдоровских времен Корпорация является хозяйкой-распорядительницей всех маяков и бакенов в королевстве (в XX веке к ним добавились морские радио- и спутниковые системы связи).
Штаб-квартира Тринити Хаус находится в лондонском Сити, а вот само производство и ремонтные мастерские с 1803 и до 1988 года располагались на небольшом полуострове у впадения речки Ли в Темзу, получившем название Trinity Buoy Wharf (buoy – по-английски «буй», «бакен», wharf — «причал»).
В 1510 году кардинал Томас Уолси, правая рука Генриха VIII, повелел построить для себя, любимого, дворец при впадении речки Флит в Темзу. Расположенный поблизости источник святой Бриды дал новостройке имя. Пять лет спустя, обзаведясь жилплощадью в Хэмптон Корте и Йорк Плейс (впоследствии известном как дворец Уайтхол), он уступил недостроенные хоромы королю-погорельцу, чья лондонская резиденция — Вестминстерский дворец — изрядно пострадала в результате пожара 1512 года.
Едва строительство подошло к концу, Брайдуэл зажил насыщенной событиями жизнью. В 1522 году во время визита императора Священной Римской империи Карла V здесь расположилась его свита. В 1528-м во дворце жили Генрих VIII и Екатерина Арагонская, пока присланная Папой Римским делегация тщетно пыталась с минимальными потерями оформить их развод в расположенном по соседству монастыре Блэкфрайерз. Здесь же, говорят, Ганс Гольбейн-младший в 1533-м написал своих знаменитых «Послов».
Работает на WordPress & Автор темы: Anders Norén