Пасторальной безмятежности Вулидж Коммон пришел конец в 18 столетии, когда эти 80 акров земли к юго-востоку от Лондона — такое раздолье для маневров и стрельбы —приглянулись Палате вооружений (Board of Ordnance). В 1812 году военные выкупили эту землю у британской короны. Местные жители, которые испокон веку добывали здесь торф и древесину, а также пасли скот, получили компенсацию, но еще много лет выражали свое недовольство проведенной монетизацией былых благ.
Пришельцы времени даром не теряли и к моменту оформления сделки купли-продажи уже построили на юго-восточной окраине участка здание Королевской военной академии, переведенной сюда из Вулиджа (той его части, что на карте выше обозначена словами The Warren), а на северной — казармы королевской артиллерии (арх. Джеймс Уайетт).
Все-таки нельзя не восхищаться отношением британцев к своему архитектурному наследию, в котором здоровый практицизм счастливо уживается с умением уважительно, тактично, с выдумкой и вкусом придавать старым формам новое содержание. (Конечно, и тут не обходится без печальных утрат и неудачных решений, но общее правило таково.) Чаще всего здания, служившие изначально складами, школами, храмами, фабриками, становятся многоквартирными жилыми комплексами.
Случай церкви святого Георгия (St George-in-the-East) в лондонском боро Тауэр Хэмлитс интересен тем, что здесь старое и новое гармонично сосуществуют под одной крышей.
Построенная в 1714-1729 гг. по проекту Николаса Хоксмура (это одна из шести его лондонских церквей и трех в Ист-Энде), в мае 1941-го она стала жертвой прямого попадания зажигательной бомбы. Начавшийся пожар оставил от храма лишь внешние стены, главную башню и четыре башенки поменьше. Святой Георгий-на-Востоке (St George-in-the-East) превратился в святого Георгия-в-руинах (St George-in-the-Ruins).
В 1964-м здание реконструировали по проекту Артура Бэйли. И до чего же удачно! В алтарной части сохранили церковь, под угловыми башнями обустроили по квартире, а на месте сгоревшего нефа — внутренний дворик под открытым небом.
Скрытый за необещающим никаких сюрпризов фасадом, этот атриум производит совершенно ошеломительное впечатление. Оно усиливается головокружительным видом бездонного неба над головой и уходящих в него башен. (Тот случай, когда я горько пожалела, что так и не обзавелась широкоугольным фотообъективом.)
Должна признать, ничего подобного я еще не видела и вполне допускаю, что святой Георгий-на-Востоке — архитектурный уникум. Жемчужина — точно.
Бывшее здание сигаретной фабрики Carreras при первом знакомстве производит без преувеличения ошеломительное впечатление, особенно если набрести на него случайно и выйти с тыла — могучего, но в остальном ничем не намекающего на ожидающий вас за углом архитектурный праздник.
О лондонце многое можно узнать по его почтовому индексу. За некоторые — вроде SE3 — приходится платить больше, но есть вещи дороже денег. Респектабельность, например. В этом отношении Блэкхит не нуждается в рекламе. А вот на туристической карте Лондона вы его не найдете, хотя в плане истории и архитектуры он ничем не уступает, скажем, своему ближайшему соседу Гринвичу. Надо только знать, куда идти и смотреть.
Про Пагода-хаус так и хочется сказать банальное «удивительное рядом», да так оно и есть. Он из разряда тех зданий, о которых известно специалистам; местные же жители ходят мимо них практически не замечая, а редкие здесь туристы без посторонней помощи могут на них набрести разве что случайно — и от неожиданности лишиться дара речи.
Удивителен не сам факт существования в Лондоне жилого дома в китайском стиле — отражение моды середины XVIII века, — а то, каким образом Уильям Чеймберс (автор, кстати, пагоды в ботанических садах Кью на противоположном конце города) переложил архитектурный стиль Поднебесной на язык родных осин. Вот эта основательность кирпичной кладки, совершенно естественная и даже обязательная в по преимуществу кирпичном городе; эти пропорции, присущие типичному английскому дому, а никак не пагоде; и восхитительная британская эксцентричность причудливой формы окон — на улицу смотрит круглое, а есть еще овальное, выходящее в сад.
Пагода-хаус был построен в 1760-е годы как садовый домик при Монтегю-хаус, стоявшем некогда на юго-западной окраине Гринвичского парка и простиравшем свои владения далеко за его пределы. Его владельцем был в то время граф Кардиган. В начале XIX века в Монтегю-хаус поселилась принцесса Каролина, сосланная сюда собственным мужем, будущим Георгом IV, женившемся на ней из-под палки и откровенно ненавидевшим навязанную ему спутницу жизни. По иронии судьбы, загадочный китайский символ на крыше Пагода-хаус, как говорят, означает House of Family Love (я бы это перевела как «семейное гнездышко»).
Этот затейливый дом на углу Lewisham Way и Somerset Gardens в Детфорде построил в середине 19 века для себя местный архитектор Альфред Кросс. А вот аляповатостью порядком поизносившегося фасада он обязан последнему владельцу г-ну Пинку, скончавшемуся в 2017 году.
Судя по тому, что даже всемогущий Гугл не знает больше этого, здесь всю дорогу текла обычная жизнь обычных людей без претензий на то, чтобы войти в Историю. Хорошо бы нашелся человек с деньгами и тактом и спас эту жемчужину от разрушения.
Велик соблазн начать словами «с незапамятных времен», ибо XVI век русским человеком ощущается как чуть ли не заря истории. Однако в Великобритании, где не только архитектура, традиции и социальные институты, но и деловые предприятия склонны к долгожительству, события полутысячелетней давности не только имеют конкретную датировку, но и вполне осязаемо связаны с настоящим пуповиной своего многовекового существования.
Поэтому придется начать с конкретной даты. В 1514 году Генрих VIII даровал королевскую хартию Корпорации Тринити Хаус, отвечающей за навигацию в Англии, Уэльсе и других британских территориальных водах (за исключением Шотландии, острова Мэн и Северной Ирландии). Другими словами, с тюдоровских времен Корпорация является хозяйкой-распорядительницей всех маяков и бакенов в королевстве (в XX веке к ним добавились морские радио- и спутниковые системы связи).
Штаб-квартира Тринити Хаус находится в лондонском Сити, а вот само производство и ремонтные мастерские с 1803 и до 1988 года располагались на небольшом полуострове у впадения речки Ли в Темзу, получившем название Trinity Buoy Wharf (buoy – по-английски «буй», «бакен», wharf — «причал»).
Самые любимые мои уголки Лондона — бывшие рабочие районы вроде Бермондси и особенно районы бывших доков и судостроительных верфей — Дептфорд, Розерхит, т.н. Доклэндс.
За последние сорок-пятьдесят лет они изменились до неузнаваемости: тяжелый физический труд, грязь и бедность канули в Лету вместе с производствами, кормившими местных жителей, будь то выделка кож, строительство и ремонт морских судов или требовавшая бесчисленного количества рабочих рук жизнь крупного международного порта; им на смену пришли аккуратные, модные и респектабельные жилые комплексы, бизнес-центры, кафе, рестораны, магазины, выставочные галереи и прочие блага постиндустриального общества.
Мне этой ушедшей натуры жаль, но, слава богу, британцы относятся к своему прошлому уважительно-практично, действуя по мере возможностей не по принципу «разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим», а находя старым зданиям применение в изменившихся реалиях.
Одним из примеров такого подхода может послужить Buttler’s Wharf на Собачьем острове (The Isle of Dogs). Комплекс зданий бывшей судоверфи, а затем производства красок и красителей, не стали сносить, когда они исчерпали свой промышленный потенциал. Вместо этого их перевели в жилой фонд, сохранив по максимуму их исторический облик.
Придя к власти, выходец из народа Веспасиан построил для простого люда грандиозный развлекательный центр. До открытия император, правда, не дожил, но его сын и преемник Тит не посрамил отца: празднества по этому случаю продолжались 100 дней, в течение которых люди и звери на арене наносили друг другу телесные повреждения разной степени тяжести на потеху зрителям.
Созданная по велению и под чутким руководством правящей на тот момент династии, новостройка была поначалу известна как амфитеатр Флавиев. Колизеем она стала называться позднее. В средние века в традиционное написание прокралась ошибка, и с тех пор “colosseum” и “coliseum” существуют на равных правах, хотя первое, как правило, используется, когда речь идет о римской достопримечательности, а вторым обозначают все прочие подобного рода сооружения.
В 1904 году свой «колизей» появился и в Лондоне — им стало варьете импресарио Освальда Столла (1866-1942).
За первые четыре десятилетия XIX века население Лондона выросло вдвое, достигнув двух миллионов и стяжав городу славу самого крупного в мире. И поскольку жизнь и смерть испокон веку ходят рука об руку, столичные покойники ставили свои демографические рекорды. Старые церковные погосты вместить всех желающих обрести вечный покой уже не могли, и тогда с благословения властей печальное, но нужное похоронное дело было отдано в частные руки. Так появилась «великолепная семерка» — созданные на манер парижского Пер-Лашез некрополи класса люкс.
История Бромптонского кладбища начинается в 1837 году, когда лорд Кенсингтон продает West of London and Westminster Cemetery Company без малого 40 акров земель между Оулд Бромптон Роуд и Фулхэм Роуд. В должном порядке проводится конкурс на лучший проект будущей усыпальницы под открытым небом, победу в котором архитектор сэр Джеффри Уайетвиль присуждает своему давнему помощнику Бенджамину Боду. Среди проигравших Стивен Гири — архитектор открывшегося в 1839 году кладбища Хайгейт, предприниматель и отец-основатель некрополя в Бромптоне; в итоге он вынужден уйти из совета директоров компании.
Он родился 2 декабря 1827 года в Лондоне в семье состоятельного инженера Альфреда Бёрджеса. Отцовские капиталы впоследствии позволили ему в полной мере насладиться мало кому доступной роскошью заниматься любимым делом без оглядки на сопряженные с ним затраты.