В июне 1830 года Алексис Сойер в очередной раз поменял работу. К своим 20 годам сын разорившегося провинциального бакалейщика уже успел поработать в одном из не самых захолустных парижских ресторанов, где, будучи еще 17-летним юнцом, за считанные месяцы вырос от рядового кухмистера до шефа с 12 поварами в подчинении. Теперь он стал помощником шеф-повара принца де Полиньяка.
Франция, однако, переживала свои далеко не лучшие времена. После разгрома Наполеона монархия была восстановлена, но сильно ограничена в правах. Однако в августе 1829 года правивший страной Карл X назначил де Полиньяка главой министерства иностранных дел и заодно премьер-министром, а 25 июля следующего года они совместными усилиями распустили парламент, покончили со свободой прессы, изменили избирательное законодательство и назначили новые выборы. Де Полиньяк решил отпраздновать это дело шикарным банкетом.
К концу XII века три главных института лондонского района Смитфилд — мясной рынок, церковь святого Варфоломея и одноименная больница — уже крепко стояли на ногах. Невероятно, но факт: всем троим удалось без особых потерь дожить до третьего тысячелетия.
Церковь святого Варфоломея — одна из старейших приходских церквей Лондона. Ей посчастливилось пережить разгон монастырей при Генрихе VIII, избегнуть пламени Великого пожара 1666 года и не попасть под немецкие бомбежки во время последней войны. Ее отцом-основателем стал Раэри, любимый не то шут, не то министрель Генриха I. Считается, что на духовные подвиги королевского фаворита подвигла цепь трагических смертей — сначала супруги монарха королевы Матильды, последовавшей за ним два года спустя гибели наследника престола принца Вильгельма (он утонул), а затем кончины родного и сводного братьев и сестры самого Раэри.
По дороге в Рим променявший шутовской колпак на скромный наряд паломника Раэри захворал. Лежа в малярийном бреду, он молил Бога о спасении своей жизни, обещая взамен основать по возвращении в Лондон больницу для бедных. Как вы уже догадались, его молитвы были услышаны. По дороге домой Раэри было видение: явившийся пред его очи святой Варфоломей пообещал помощь в трудах и сообщил, что уже выбрал место для будущего храма в свою честь в Смитфилде.
В XVIII веке служители Асклепия делились на две категории: хорошо подкованных в теории медицины врачей и вооруженных пилами хирургов-практиков. И те, и другие всецело полагались на достижения и открытия своих предшественников и не видели особой нужды в том, чтобы двигать медицинскую науку вперед. Но тут status quo было нарушено появлением на арене британского анатомического театра сына шотландского фермера, превратившего хирургию из ремесла в науку.
На полотне Генри Кортни Селуса «Открытие Великой выставки 1 мая 1851 года» внимание зрителя привлекают прежде всего стоящие на небольшом возвышении в центре, хотя и на втором плане, королева Виктория и принц Альберт во всем своем монаршем великолепии, окруженные чадами и домочадцами. Справа и слева от них на переднем плане — высокопоставленные гости со всего света в парадном облачении и блеске медалей.
Среди них своим колоритным нарядом выделяется посланник китайского императора. Так во всяком случае все сначала подумали, глядя на исполненного достоинства и богато одетого гостя из Поднебесной.
Однако журналисты The Times, взявшись идентифицировать никому не известного персонажа на картине Селуса, выяснили, что никакой он не сановник, а обыкновенный капитан стоящей на якоре у лондонских берегов джонки.
Хи-Синг, так звали морехода, пришел на церемонию открытия Выставки из праздного любопытства. Будь он одет попроще, никто и не обратил бы на него внимания. Но его наряд, и правда достойный самого императора, убедил окружающих, что перед ними — важная персона.
К своему собственному удивлению Хи-Синг вскоре оказался в первых рядах. Однако не растерялся, отвесил изящный поклон королеве и, как ни в чем не бывало, занял место рядом с почетными гостями. Где его и заметил художник.
Бродя по Хрустальному дворцу, Хи-Синг, видимо, проникся духом предпринимательства эпохи и после своего триумфа на церемонии открытия Великой выставки рекомендовал себя уже не иначе как «действующим представителем императорского Китая». Переименованная в «Музей древностей» джонка стала местом паломничества любопытных лондонцев и очередным аттракционом, где члены экипажа капитана Хи-Синга ежевечерне развлекали публику китайским искусством владения мечом.
Когда 26 апреля 1765 года в семье неграмотного кузнеца Генри Лайона и его жены Мэри родилась дочь Эйми, судьба девочки казалась заранее предначертанной и неизбежной: сначала короткое и безрадостное детство, а затем тяжкий труд, почти наверняка несчастливый брак и ранняя смерть.
Однако всего несколько месяцев спустя ее отец умирает, а мать с младенцем на руках возвращается в родную семью. Будучи самой младшей, да еще и девочкой, а значит — последней в очереди к столу, Эйми по всем раскладам нищей деревенской жизни практически не имела шансов выжить. Однако, похоже, у ее матери появился довольно обеспеченный любовник, благодаря которому Эйми о’Лайн, ставшая вскоре просто Эмили, выросла в пыщущую здоровьем и не страдающую отсутствием аппетита девицу.
Люди по-разному реагируют на удары судьбы: одни, собрав волю в кулак, продолжают мужественно следовать по жизненному пути, другие подаются в затворники и проводят остаток жизни за закрытыми дверями собственного дома, третьи отказываются от соблюдения элементарных правил гигиены.
Так поступил Натаниэль Бентли после того, как его невеста умерла в день собственной свадьбы. Небезосновательно заявляя, что смысла в умывании и смене одежды нет никакого, ибо назавтра все равно будешь снова грязным, он забросил это занятие и из «красавчика Леденхолл Стрит»превратился в «грязнулю Дика».
Серия опубликованных в Harmsworth Magazine за 1899 год иллюстраций, объединенных общим названием «Если бы Лондон был, как Венеция», была реакцией на популярную идею о том, что британская столица постепенно оседает и в конце концов частично уйдет под воду.