Джозеф Пакстон не был ни архитектором, ни инженером. Он был талантливым и трудолюбивым садовником в поместье герцога Девонширского. Начав со строительства парников для привезенных из далеких стран экзотических растений, которые иначе в британском климате не выжили бы, он постепенно дорос до оранжерей и… павильона Всемирной выставки 1851 года.
Исполинская теплица, с легкой руки юмористического журнала Punch нареченная Хрустальным дворцом, так полюбилась лондонцам, что по окончании выставки ее не сдали в утиль, а перевезли из Гайд-Парка в Сиденхем.
Однако не стоит думать, что этим сердце неутомимого Джозефа Пакстона и успокоилось. Грех было не использовать такую замечательную идею ради перманентного улучшения качества жизни в столице — и он придумал Великий Викторианский Путь.
В 1602 году сэр Роберт Коттон, библиофил, влиятельный придворный и член парламента, обратился к королеве Елизавете с предложением основать национальную библиотеку, в пользу которой он был готов отписать содержимое своих книжных шкафов. Однако Елизавете, видимо, не понравилась вторая часть плана, предусматривавшая национализацию главных жемчужин королевского собрания книг и рукописей, в массе своей состоявшего из прибранного ее отцом Генрихом VIII к рукам достояния разогнанных монастырей.
После казни Карла I в 1649-м с инициативой сделать королевскую библиотеку публичной выступил парламент. До практической реализации этой идеи дело так и не дошло, как, по счастью, и до распродажи собрания — судьба, постигшая значительную часть коллекции произведений искусства и антиквариата свергнутых монархов.
Историческое событие свершилось-таки в 1753 году, когда скончавшийся сэр Ханс Слоун завещал государству свою мегаколлекцию — около 100 тысяч предметов, из них половина книги и манускрипты. Идея создания национального музея и библиотеки при нем у правившего тогда Георга II вызывала столько же энтузиазма, как и у его венценосной предшественницы полутора столетиями раньше, однако в этот раз в дело вмешался парламент. Помимо соуновского собрания, было решено выкупить также коллекции вышеупомянутого сэра Роберта Коттона и 1-го графа Оксфорда Роберта Харли. Для этого, а также на покупку здания для хранения музейных коллекций — выбор в итоге был сделан в пользу Монтегю-хаус в Блумзбери — требовалось, по предварительным расчетам, £50.000. Ожидать подобной щедрости от Казначейства не приходилось, поэтому сбор средств организовали посредством лотереи; и хотя она была проведена с многочисленными злоупотреблениями, в распоряжении попечителей нового музея, получившего название Британского, оказалась сумма в полтора раза больше той, на которую они рассчитывали.
В январе 1858 года читающую Британию охватило нешуточное волнение умов. Виной тому была новинка с названием «Сцены из жизни духовенства». О книге говорили, ее расхвалил сам Чарльз Диккенс. Между тем автор «Сцен» — некий Джордж Элиот — оставался абсолютной загадкой.
В феврале следующего года таинственный писатель опубликовал свой первый роман «Адам Бид», моментально ставший бестселлером — семь изданий за год общим тиражом 16 тысяч экземпляров! Отчанные попытки выяснить, кто же стоит за псевдонимом, довольно быстро дошли до абсурда: в авторстве «Адама Бида» заподозрили некоего мистера Лиггинса, сына булочника, учившегося в Кембридже. Начались паломничества восторженных читателей в дом ничего не подтверждавшего, но ничего и не опровергавшего Лиггинса, а стоило пройти слуху, что автор «Адама Бида» живет в бедности, потому что отдает рукописи издателю безвозмездно, как была тут же организована подписка в его пользу, а на издательство обрушился поток гневных писем. Тут терпение настоящего автора лопнуло, и литературный мир узнал, что Джордж Элиот — женщина, при рождении нареченная Мэри-Энн Эванс.