В 1774 году в книжных лавках Англии появились «Письма к сыну» покойного лорда Честерфилда. Буквально в одночасье они стали европейским бестселлером, классикой жанра и предметом ожесточеннейших споров. Закадычный друг автора Вольтер считал их
пожалуй, самым лучшим из всего когда-либо написанного о воспитании»,
в то время как рассорившийся с графом Сэмюэл Джонсон заклеймил позором —
они учат морали потаскухи и манерам учителя танцев».
Кем же был автор писем, никогда не предназначавшихся для публикации, и что вышло из его педагогического эксперимента?
Мой отец никогда не брал меня в зоопарк. Он говорил, что, если я там нужен, пусть сами приходят и забирают“
Филип Дормер Стэнхоп — лордом Честерфилдом он станет только после смерти отца — родился 22 сентября 1694 года в Лондоне. В лучших традициях английских аристократов той поры родители мальчика не обременяли себя заботами о его воспитании. Для этого существовали гувернеры, идейное руководство которыми взяла в свои руки бабушка Филипа по матери. Именно она выбрала для него главного наставника — священника французской протестантской церкви на Бервик-стрит преподобного Жуно.
Шестнадцатилетним юношей Филип поступил в Кембридж, где по заветам средневековых схоластов его напичкали древними языками и цитатами из античной литературы, отлично заменявшими собственные мысли.
В 1714 году, как и все английские барчуки того времени, Филип Стэнхоп отправился в путешествие по Европе. Правда, маршрут он выбрал довольно оригинальный — первой остановкой на его пути стала Гаага. Некогда могущественная Голландия полным ходом превращалась в европейскую деревню в лучшем смысле этого слова — зажиточную, просвещенную, свободолюбивую и бурлившую жизнью. Всего несколько проведенных здесь месяцев совершенно преобразили нашего героя: от зануды и буквоеда не осталось и следа. Его дальнейший путь лежал в Италию, однако смерть не оставившей наследника королевы Анны разом перечеркнула его планы.
На английском престоле волею судеб очутился пожилой мелкопоместный курфюрст из Ганновера (в Историю он вошел как Георг I), а Филип Стэнхоп, благодаря стараниям своего влиятельного родителя, стал одним из постельничих (gentleman of bedchamber) сына новоиспеченного монарха, принца Уэльского.
В следующем году наш герой получил депутатский мандат. Первое же его выступление в палате общин — слишком вызывающее для человека, ставшего парламентарием с нарушением закона (до достижения совершеннолетия), — наделало столько шуму, что Филип почел за лучшее отсидеться пару лет в Париже.
Получивший полуфранцузское воспитание и знавший язык едва ли не лучше самих французов, Стенхоп с поразительной легкостью вписался в парижскую интеллектуальную тусовку, а его знакомство с Монтескье и Вольтером переросло в тесную дружбу.
В 1727 году скоропостижно скончался Георг I. Его место на английском престоле занял принц Уэльский, ставший Георгом II. Что для отца, что для сына, свалившаяся на их головы корона британской империи была досадным недоразумением и обузой; Ганновер оставался главным предметом их любви и забот, а правление Англией они предпочли препоручить местным министрам и парламенту. На деле это означало, что жизнью страны командовал Роберт Уолпол, занимавший пост премьер-министра более двух десятков лет.
Лорд Честерфилд — семейное имя, вкупе с графским титулом и креслом в палате лордов он унаследовал после смерти отца в 1726 году — и Роберт Уолпол никогда не испытывали друг к другу особых симпатий, и с годами их неприязнь только усугублялась. Не исключено, что отправить нашего героя английским послом в Гаагу вскоре после вступления нового короля на престол постарался сам премьер-министр. Во всяком случае, выглядело это назначение именно как почетная ссылка.
Эта командировка принесла неожиданные плоды — лорд Честерфилд соблазнил (по слухам, на спор) жившую в Гааге гувернанткой при двух сиротках Элизабет дю Буше, которая родила ему сына. К чести нашего героя нужно сказать, что он не бросил мать своего ребенка на произвол судьбы, а поселил ее в лондонском предместье, дав скромный пенсион. Была ли она счастлива, ведя одинокое существование брошеной женщины, — другой вопрос.
«Не каждый человек претендует на то, чтобы быть поэтом, математиком, государственным деятелем или чтобы его почитали за такового, но каждый уверен, что обладает здравым смыслом и соответствует своему месту в мире; поэтому он нелегко прощает всякое пренебрежение, неуважение и невнимание, которые могут поставить это соответствие под вопрос или же начисто отвергают его притязание».
По возвращении лорда Честерфилда в Лондон противостояние с Робертом Уолполом стало на какое-то время основным содержанием его жизни. Не отличавшийся образованностью премьер-министр, и без того не жаловал литераторов и людей искусства (на собственную фабрику троллей он денег налогоплательщиков, естественно, не жалел), а уж когда они взялись бичевать его насквозь коррумпированную вертикаль власти, объявил им настоящую войну.
Одним из главных критиков Уолпола был Джон Филдинг, за что жестоко и поплатился. В 1736 году он от души прошелся по премьер-министру в своей новой пьесе с типичным для той эпохи многословным названием «Пасквин. Драматическая сатира на наше время, представляющая репетицию двух пьес: комедии под заглавием «Выборы» и трагедии под заглавием «Жизнь и смерть Здравого смысла». В следующем году он поставил на сцене своего «Маленького театра» в Хеймаркете еще один спектакль, посвященный его «любимому» персонажу — «Исторический ежегодник за 1736 год». Терпение Уолпола лопнуло, и он отомстил за осмеянную честь не только Филдингу, но и всем драматургам-вольнодумцам на триста лет вперед, добившись принятия закона о театральной цензуре. Пламенная речь лорда Честерфилда, произнесенная им в палате лордов в защиту здравого смысла, свободы и частной собственности, ибо «остроумие принадлежит тем, у кого оно есть», вошла в Историю, но антрепризу Филдинга и его карьеру драматурга, увы, не спасла.
В 1742 году звезда Роберта Уолпола наконец закатилась. Однако лорду Честерфилду его отставка особого облегчения не принесла, так как теперь он был в немилости у самого короля, на племяннице которого посмел жениться. Впрочем, племянницей она только числилась: Мелюзина фон Шуленбург была дочерью любовницы Георга I и, следовательно, сводной сестрой Георга II. (Это был брак, заключенный исключительно по расчету — супруги и жили по большей части раздельно, даром что их дома на Гровнор Сквер стояли рядом; другое дело, что мотивы, побудившие Честерфилда вступить в него, остаются до конца неясными.)
Когда осенью 1744-го правительство решило снова отправить нашего героя в Гаагу, король с трудом заставил себя дать ему прощальную аудиенцию, которая длилась меньше минуты. Возложенную на него миссию убедить голландцев вступить в войну за австрийское наследство и поставить нужное количество войск лорд Честерфилд успешно выполнил, после чего был назначен наместником Ирландии. Его наместничество продолжалось всего около года, но память по себе просвещенный, остроумный и гуманный начальник оставил добрую. Известие о своем назначении государственным секретарем Честерфилд воспринял без энтузиазма, а пару лет спустя и вовсе вышел в отставку, после чего в политической жизни страны практически не участвовал. (Он вернулся ненадолго в политику в 1751 году, чтобы поддержать инспирированную Джорджем Паркером, вторым графом Мэклсфилдом, реформу календаря.)
Отныне он посвятил себя удовольствиям частной жизни, которым предавался в тишине и покое Честерфилд-хауса. В тамошней библиотеке в ряду портретов лучших людей Англии, включая Шекспира, Чосера, Мильтона и Свифта, висел и портрет Элизабет дю Буше, а под самым потолком во всю длину стены большими золотыми буквами был выведен на латыни перефраз стихов из сатиры Горация:
То благодаря книгам древних, то благодаря сну и часам праздности вкушаю я сладостное забвение житейских забот.»
Здесь лорд Честерфилд и написал лучшие из своих писем к сыну.
Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой, а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо остаться бездетным».
Родившийся в 1732 году Филип Стенхоп-младший отца практически не знал. Однако тот не только взял на себя материальные заботы об образовании сына и собственноручно подыскал ему хороших учителей, но и, памятуя, видимо, о собственном сиротском детстве, принял живейшее участие в его воспитании посредством писем. Начался этот педагогический эксперимент, когда маленькому Филипу не исполнилось еще и десяти лет. Для пущей пользы отце писал ему на трех языках — английском, французском и латыни — и щедро сдабривал свои послания сведениями из области географии, мифологии и древней истории.
Носи свою ученость, как носят часы, во внутреннем кармане; не вынимай их на людях и не пускай в ход репетир только для того, чтобы все знали, что они у тебя есть. Если тебя спросят «который час?» — ответь, но не возвещай время ежечасно и когда тебя никто не спрашивает — ты ведь не ночной сторож».
Редкий день проходил без того, чтобы лорд Честерфилд не посвятил хотя бы несколько минут сочинению очередной порции советов и наставлений сыну, которые, по мере взросления мальчика, становились все искреннее, душевнее и интимнее. Он мечтал, что Филип станет дипломатом, но даже всех его связей и влияния в высших сферах оказалось недостаточно для того, чтобы восполнить главный недостаток юноши — его скандальное появление на свет. В конце концов молодой человек получил назначение специальным посланником в Дрезден. По свидетельству знавших его людей, ни особой образованностью, ни изяществом манер он похвастаться не мог. В этом отношении многолетние старания лорда Честерфилда потерпели фиаско. Его сын вырос вполне добропорядочным, но далеким от идеалов своего отца человеком.
Не оправдал он и другой, главной, надежды любого родителя: в 1768 году из французского Авиньона, куда Филип отправился из-за резкого ухудшения здоровья, пришла трагическая весть о его смерти от чахотки, о которой лорд Честерфилд был ни сном ни духом. Внезапно выяснилось, что его сын, который должен был во всем превзойти своего родителя, тайком жил своей собственной жизнью, имевшей мало общего с заветами из отцовских писем; к своему великому изумлению граф узнал, что он уже дважды дедушка.
Последние годы жизни лорд Честерфилд провел затворником, оборвав практически все связи с внешним миром из-за усугублявшейся глухоты. Свои ежеутренние прогулки в карете по улицам Лондона он называл не иначе как «репетицей своих похорон». 24 марта 1773 года его долгий жизненный путь подошел к концу.
Практически все свое состояние, а также титул графа Честерфилда, он завещал дальнему родственнику и крестнику — тоже Филипу Стенхопу, воспитанием которого он занимался — угадали! — по переписке с весьма сомнительным успехом.
Год спустя, казалось, навеки забытое имя лорда Честерфилда снова было у всех на устах: вдова его сына Юджиния Стенхоп, оставшаяся после смерти мужа без средств к существованию и обойденная посмертной щедростью свекра, продала издателям семейную эпистолярную сагу. «Письма к сыну» мгновенно возвели никогда не помышлявшего о литературной славе графа в ранг писателей-классиков, а их многочисленные переиздания избавили его невестку от финансовых затруднений на всю оставшуюся жизнь.
Добавить комментарий