Нигде так явно не терпимы воры, как в Лондоне; здесь имеют они свои клубы, свои таверны, и разделяются на разные классы: на пехоту и конницу (footpad, highwayman), на домовых и карманных (housebreaker, pickpocket). Англичане боятся строгой полиции, и лучше хотят быть обкрадены, нежели видеть везде караулы, пикеты, и жить в городе как в лагере. За то они берут предосторожность; не возят и не носят с собою много денег, и редко ходят по ночам, особливо же за городом.
Н. Карамзин. Письма русского путешественника. 1790 год
К середине XVIII века в Лондоне действовала сложившаяся еще в Средневековье система охраны правопорядка. В 9-10 часов вечера в ночной дозор поочередно отправлялись все местные домовладельцы мужского пола. Повинность эта, разумеется, не оплачивалась, да и к числу почетных обязанностей в сознании горожан не относилась. Нарушителей обывательского спокойствия, да и просто подозрительных товарищей, отправляли в караульную будку, где утром следующего дня их дальнейшую судьбу решал мировой судья.
По закону, все добропорядочные горожане должны были также сообщать властям обо всех правонарушениях, свидетелями коих они стали. Более того, услышав призыв констебля «лови! держи!», они были обязаны бросить все свои дела и пуститься вдогонку за преступником. В чем-чем, а в отношении этого закона лондонцы вели себя образцово.
Констебли стояли на одну ступеньку выше ночных сторожей в иерархии блюстителей порядка, но престижа их работе это не добавляло. Скорее наоборот: стоявшие над ними мировые судьи периодически подряжали их то мести улицы, то задерживать всякий сброд — проституток, бродяг, хулиганов и мошенников. Они также должны были ставить вышестоящее начальство в известность о богохульниках и сквернословах, нарушителях запрета на работу по воскресеньям, не знавших меры выпивохах и прочих угрозах общественному порядку. С палкой в руках, они не представляли никакой угрозы не только вооруженным огнестрельным оружием преступникам, но и пьяным джентльменам со шпагой.
Неудивительно, что все больше и больше мужчин предпочитали откупаться от этой сомнительной чести и посылать вместо себя кого-нибудь другого. К концу XVII века в богатых районах Лондона эта практика стала настолько распространенной, что, по сути, охранники правопорядка превратились в армию наемников на содержании у налогоплательщиков. Поскольку многие из них сделали отбывание чужой повинности своим постоянным занятием, после нескольких лет службы они становились вполне профессионалами своего дела — такими протополицейскими.
Параллельно этой более-менее упорядоченной системе существовали т.н. thief-takers (букв. «ловцы воров»), своего рода частные детективы тех времен. Ставшие жертвой преступления могли обратиться к ним за помощью, а те за вознаграждение выслеживали преступника и добивались его наказания. Так было в теории, на практике же эти шерлоки зачастую действовали по обе стороны закона, о чем мы при случае расскажем отдельно.
В 1749 году эта не слишком эффективная, но привычная система начала рушиться с появлением на сцене Генри Филдинга. Ловлей преступников Генри занялся не от хорошей жизни. Вообще-то он был драматургом и одно время руководил «Маленьким театром» в Хеймаркете. Сатирические нападки на правительство Роберта Уолпола до поры до времени сходили ему с рук, хотя игравшим в пьесах Филдинга актерам иногда влетало по первое число. Так в 1733 году, когда премьер-министр пытался протащить свой чрезвычайно непопулярный законопроект об акцизных сборах, один из актеров игравшей в то время на подмостках театра в Хеймаркете труппы осмелился добавить в свою роль несколько отнюдь не лестных слов о Уолполе, что называется, от себя. Премьер присутствовал на спектакле, о чем правдоруб, очевидно, знал. Разъяренный глава кабинета отправился за кулисы выяснять, были ли оскорбительные речи частью текста пьесы. Выяснив, что это была непозволительная импровизация,
его светлость, весьма сурово собственными руками немедленно наказал комедианта.
‘his Lordship immediately corrected the Comedian with his own hands very severely‘.
Поставленная в 1737 году пьеса Генри Филдинга «Пасквин» переполнила чашу терпения. Осмеянные министры жестоко отомстили всему театральному миру, приняв закон об обязательном лицензировании пьес. (Введенная ими цензура была отменена только в 1968 году.) Для скандального драматурга это означало конец карьеры. Для семейного человека, живущего лишь плодами своих трудов, — угрозу вместе со всеми чадами и домочадцами очутиться в долговой тюрьме, а то и окончить там свою жизнь, как случилось с непутевым Филдингом-старшим.
В юриспруденции Генри проявил себя не хуже, чем в драматургии, в 1740 году став дипломированным адвокатом, а к концу десятилетия возглавив городской магистрат Вестминстера. Его новая штаб-квартира (квартира в том числе и в смысле места жительства) располагалась в доме номер 4 по Боу Стрит. В 1749 году здесь был заложен фундамент полицейского государства.
Идея Генри Филдинга заключалась в следующем: из числа тех, кто имел опыт работы констеблем, он отобрал шестерых, отличавшихся честностью, и назначил им из выбитых у правительства средств еженедельное содержание в размере 11 шиллингов 6 пенсов (плюс им полагалось до 14 шиллингов «командировочных»). Их работа заключалась в том, чтобы выслеживать и арестовывать совершивших серьезные правонарушения, которая дополнительно вознаграждалась правительством в случае признания преступника виновным. Строго говоря, это были все те же «ловцы воров», только под патронажем чиновника, надеявшегося что это добавит его подопечным респектабельности в глазах обывателей, которые прозвали их «бегунами с Боу Стрит».
«Бегуны», как правило, были коренными лондонцами, знавшими как свои пять пальцев не только парадную сторону города, но и его весьма неприглядную изнанку. Правительственные деньги скоро закончились, так что им оставалось полагаться лишь на финальные вознаграждения и щедрость обращавшихся к ним за помощью жертв преступлений. Чтобы народ знал своих героев, Генри Филдинг размещал в газетах рекламные объявления: дескать, случись что серьезное, дайте только нам знать, и наши бравые ребята тут же отправятся ловить преступника.
По состоянию здоровья Генри Филдинг вынужден был в 1752 году подать в отставку. Во главе «бегунов» встал его сводный брат Джон. Вообще-то, он планировал стать моряком. Однако в 19 лет его морская карьера оборвалась в результате несчастного случая.
Лишившись зрения, Джон, однако, не раскис, а вместе с двумя приятелями организовал универсальную регистрационную службу (Universal Register Office). Это была, прежде всего, биржа труда, целью которой стало наведение порядка в совершенно дискредитировавшей себя отрасли, где соискатели — то обманом, то силой — зачастую оказывались на заокеанских плантациях в положении рабов. Кроме того, фирма Джона Филдинга была еще и страховой компанией, агентством недвижимости, бюро путешествий, центром выдачи, как сейчас сказали бы, микрокредитов, рекламной и торговой площадкой. В свободное от управления процветающим бизнесом время он учился у старшего брата премудростям права.
При нем основанная Генри Филдингом полицейская служба за два года разгромила большинство банд уличных воришек в Лондоне. Пока «бегуны» работали ногами, Джон работал головой: он был непревзойденным мастером допроса и, говорят, мог по голосам распознать 3000 преступников. При нем Боу Стрит стала центром сбора и хранения информации обо всех серьезных правонарушениях, совершенных в масштабах страны. В алфавитном каталоге были учтены все преступления и последовавшие за ними наказания, а также все украденное.
Покончив с уличным воровством, Джон взялся за разбойников с большой дороги. С собранных с жителей окрестностей Лондона в радиусе 20 миль по подписке денег выплачивались небольшие вознаграждения вестовым, которые сразу же после совершения ограбления бросались оповещать постоялые дворы и заставы. Эта информация публиковалась также в The Public Advertiser, специально оставлявшей место для объявлений из серии «их разыскивает полиция».
Не ускользнула от внимания Джона и кажущаяся теперь очевидной связь между бедностью и преступностью. Он предложил заниматься мальчиками из бедных слоев населения до того, как они встанут на скользкий путь: одевать их на собранные по подписке деньги и пристраивать в армию, на флот или судостроительные предприятия. Для лишившихся родительской заботы девочек 7-15 лет, еще не ступивших на путь порока, он придумал т.н. preservatory, где они могли получить навыки, необходимые для работы прислугой в приличных семьях; для девочек постарше, желавших оставить занятия проституцией, было придумано особое «исправительное заведение» (reformatory).
В 1757 году Джон обратился к герцогу Ньюкаслу с просьбой о пожаловании ему рыцарского титула. Свою нескромность он объяснял тем, что высокое звание создаст вокруг него ореол могущества — нелишняя предосторожность, учитывая, что за годы работы на Боу Стрит он отправил на виселицу немало народу. Просьба была удовлетворена 4 года спустя.
С началом XIX века усилия по поимке преступников стали постепенно сменяться усилиями по предовращению преступности. На смену «бегунам с Боу Стрит» пришла созданная в 1829 году Новая полиция метрополии (New Metropolitan Police). Это была централизованная сила, подчинявшаяся министру внутренних дел и отвечавшая за порядок во всем Лондоне, за исключением традиционно независимого Сити.
Первая тысяча «бобби» (в честь создателя новой полиции Роберта Пиля) вышла на улицы города 29 сентября 1829 года. Их униформа — синие фраки и цилиндры — была призвана сделать вооруженных деревянными дубинками, наручниками и трещоткой (позднее ее заменил свисток) полицейских максимально похожими на простых горожан, насколько те, конечно, соответствовали эталону правоохранителя — возраст от 20 до 27 лет, рост не меньше 5 футов 7 дюймов, хорошая физическая форма, грамотность и незапятнанное прошлое.
Ожидалось, что само присутствие стражей правопорядка приведет к значительному снижению преступности. А чтобы они не хватали кого попало, были введены штрафы за преследование тех, кого суд в итоге признал невиновными. Жизнь самих «бобби» довольно строго контролировалась: так они были лишены права участвовать в выборах, должны были получать разрешение на женитьбу и даже на то, чтобы разделить трапезу со штатским лицом. А дабы у находящейся под их присмотром публики не возникало ощущение, что за ней следят тайком, полицейские должны были носить униформу и на службе и в редкие часы отдыха.
В 1839 году штат полиции метрополии увеличился с 3000 до 4300 человек, а радиус ее юрисдикции — с 10 до 15 миль от Чаринг Кросса. В том же году похожая структура появилась и в Лондонском Сити. А три года спустя была основана сыскная полиция — легендарный Скотленд Ярд. Его сотрудники занимались расследованием серьезных преступлений, прежде всего убийств. Особые подразделения специализировались на мошенничествах с кредитами, фальшивомонетничестве, преступлениях политического характера, охране важных государственных лиц, а также надзоре за искавшими в Англии убежища революционерами-иммигрантами.
Детективы Скотленд Ярда вдохновляли писателей-современников и не раз становились прототипами героев их книг. Чарльз Диккенс питал особые симпатии к первому поколению сыщиков. Он публиковал интервью с ними в своем журнале «Домашнее чтение» и восхищенно писал:
Если воровство — это искусство… то ловля воров — наука.
‘If thieving be an art…thief-taking is a Science’.
Положительный образ полицейских детективов, созданный романистами викторианской эпохи, во многом примирил английское общество — по крайней мере его образованную часть — с некогда враждебной ему идеей полицейского государства. Заслужили они уважение и хорошей работой: в конце концов Англия в отличие от остальной Европы, весь XIX век сотрясавшейся от революций, продолжала оставаться островком спокойствия.
Добавить комментарий