Здание универмага Wickham’s должно было стать очередным образчиком вышедшего в тираж классицизма вроде провинциальных кинотеатров и домов культуры в послевоенном СССР. Однако гладко было на бумаге, а когда дошло до реализации задуманного, пришлось вносить коррективы. Вынужденный компромисс на первый взгляд может показаться шуткой, розыгрышем, насмешкой над здравым смыслом и даже издевательством над хорошим вкусом. Не без того. Но, как за любым фасадом, здесь скрывается гораздо большее — история триумфа маленького человека.
Большинство архитекторов, даже очень талантливых, вынуждены неоднократно доказать свою профпригодность сначала на небольших, а затем средней руки проектах, прежде чем им доверят нечто грандиозное. Как из любого правила, из этого тоже бывают исключения. Когда третьему графу Карлайлу понадобилась загородная резиденция, он предпочел профессионала новичку без специального образования и портфолио. И не прогадал: столетие спустя сам сэр Джон Соун назовет этого выдающегося самоучку Шекспиром в мире архитектуры.
Ценить прекрасное гораздо проще с туго набитым кошельком. Создавать прекрасное на пустой желудок тоже проблематично. Не зря на протяжении веков творцам всех мастей оказывали поддержку меценаты, в том числе венценосные. Королевская благосклонность держала на плаву поэтических муз Джеффри Чосера, Джона Скельтона и Бена Джонсона. Однако Карл II пошел дальше своих предшественников: при нем придворный поэт стал полноценной штатной единицей королевского дома с фиксированным гонораром (около £6,000 по состоянию на 2020 год) и премиальной бочкой шерри. В пересчете на бутылки получается 720. С 1984 года в знак культурного и торгового сотрудничества между двумя странами эту обязанность добровольно исполняют испанские поставщики напитка, а награждаемые могут выбрать себе шерри по вкусу и даже нарисовать свою собственную этикетку.
Удивительные метаморфозы случаются порой! Этот танк, ставший в итоге холстом для стрит-арта, в 1968 году якобы участвовал в подавлении Пражской весны.
В Лондоне он оказался в 1995-м в качестве реквизита для экранизации «Ричарда Третьего», а по окончании съемок был продан лондонскому девелоперу Расселу Грею. Последний в тот момент был сильно расстроен антагонизмами с муниципалитетом боро Саутуорк, отказавшем Грею в разрешении на планировочные работы на принадлежавшем ему участке земли в Бермондси.
Безутешный, но не теряющий надежды девелопер снова обратился за разрешением — в этот раз на установку на вышеупомянутом участке своего нового приобретения. Власти решили, что речь идет о водяном баке (water tank) — и дали добро.
Былой обиды хозяин танка им, впрочем, не простил и развернул его пушкой в сторону здания, где сидели нарушившие его первоначальные планы бюрократы.
Терракотовый фриз на фасаде здания гильдии производителей и торговцев ножевыми изделиями в Лондонском Сити.
Джозеф Пакстон не был ни архитектором, ни инженером. Он был талантливым и трудолюбивым садовником в поместье герцога Девонширского. Начав со строительства парников для привезенных из далеких стран экзотических растений, которые иначе в британском климате не выжили бы, он постепенно дорос до оранжерей и… павильона Всемирной выставки 1851 года.
Исполинская теплица, с легкой руки юмористического журнала Punch нареченная Хрустальным дворцом, так полюбилась лондонцам, что по окончании выставки ее не сдали в утиль, а перевезли из Гайд-Парка в Сиденхем.
Однако не стоит думать, что этим сердце неутомимого Джозефа Пакстона и успокоилось. Грех было не использовать такую замечательную идею ради перманентного улучшения качества жизни в столице — и он придумал Великий Викторианский Путь.
Если верно, что все болезни от нервов, то, чтобы исцелиться, достаточно просто полюбоваться на жизнеутверждающую аптеку им. Флоренс Найтингейл.
(C) Удивительный Лондон
В 1602 году сэр Роберт Коттон, библиофил, влиятельный придворный и член парламента, обратился к королеве Елизавете с предложением основать национальную библиотеку, в пользу которой он был готов отписать содержимое своих книжных шкафов. Однако Елизавете, видимо, не понравилась вторая часть плана, предусматривавшая национализацию главных жемчужин королевского собрания книг и рукописей, в массе своей состоявшего из прибранного ее отцом Генрихом VIII к рукам достояния разогнанных монастырей.
После казни Карла I в 1649-м с инициативой сделать королевскую библиотеку публичной выступил парламент. До практической реализации этой идеи дело так и не дошло, как, по счастью, и до распродажи собрания — судьба, постигшая значительную часть коллекции произведений искусства и антиквариата свергнутых монархов.
Историческое событие свершилось-таки в 1753 году, когда скончавшийся сэр Ханс Слоун завещал государству свою мегаколлекцию — около 100 тысяч предметов, из них половина книги и манускрипты. Идея создания национального музея и библиотеки при нем у правившего тогда Георга II вызывала столько же энтузиазма, как и у его венценосной предшественницы полутора столетиями раньше, однако в этот раз в дело вмешался парламент. Помимо соуновского собрания, было решено выкупить также коллекции вышеупомянутого сэра Роберта Коттона и 1-го графа Оксфорда Роберта Харли. Для этого, а также на покупку здания для хранения музейных коллекций — выбор в итоге был сделан в пользу Монтегю-хаус в Блумзбери — требовалось, по предварительным расчетам, £50.000. Ожидать подобной щедрости от Казначейства не приходилось, поэтому сбор средств организовали посредством лотереи; и хотя она была проведена с многочисленными злоупотреблениями, в распоряжении попечителей нового музея, получившего название Британского, оказалась сумма в полтора раза больше той, на которую они рассчитывали.
В январе 1858 года читающую Британию охватило нешуточное волнение умов. Виной тому была новинка с названием «Сцены из жизни духовенства». О книге говорили, ее расхвалил сам Чарльз Диккенс. Между тем автор «Сцен» — некий Джордж Элиот — оставался абсолютной загадкой.
В феврале следующего года таинственный писатель опубликовал свой первый роман «Адам Бид», моментально ставший бестселлером — семь изданий за год общим тиражом 16 тысяч экземпляров! Отчанные попытки выяснить, кто же стоит за псевдонимом, довольно быстро дошли до абсурда: в авторстве «Адама Бида» заподозрили некоего мистера Лиггинса, сына булочника, учившегося в Кембридже. Начались паломничества восторженных читателей в дом ничего не подтверждавшего, но ничего и не опровергавшего Лиггинса, а стоило пройти слуху, что автор «Адама Бида» живет в бедности, потому что отдает рукописи издателю безвозмездно, как была тут же организована подписка в его пользу, а на издательство обрушился поток гневных писем. Тут терпение настоящего автора лопнуло, и литературный мир узнал, что Джордж Элиот — женщина, при рождении нареченная Мэри-Энн Эванс.
