Политическая карикатура стара если не как мир, то как минимум как печатный станок Гутенберга. Однако изначально, наследуя традициям книжных иллюстраций, она имела во многом аллегорический характер, персонажи олицетворяли собой типажи, а не конкретных людей, а для понимания заложенного в ней сатирического смысла требовалось прочитать прилагавшееся пояснение либо изучить содержание облачков с текстом персонажей (как в комиксах). В XVIII веке Уильям Хогарт со своими «Карьерой мота» и «Модным браком» поднял графическую сатиру на новую высоту, но и его работы отличались не столько остроумием, сколько морализаторством — над ними хочется скорее плакать, чем смеяться.
Спасение пришло из Италии. Вернее, его привезли с собой вернувшиеся домой пионеры только-только входившего в моду гранд-тура. Среди вывезенных ими с Аппенинского полуострова сувениров были в том числе и написанные местными художниками карикатурные портреты их современников. Карикатурной, на строгий взгляд англичан, была и континентальная мода того времени. Набравшиеся заморских замашек гранд-туристы получили прозвище «макаронников» (macaronis) не в последнюю очередь из-за своей любви к одноименной разновидности итальянской пасты и стали популярными персонажами офортов, которые создавались пока еще тоже в итальянской манере: это были портреты в полный рост, как правило, нераскрашенные, с минимальным контекстом, вполне узнаваемые, но не перешедшие еще грани, отделяющей реалистичный портрет от сатиры.
Когда новинка обжилась в Англии, она дала толчок появлению ставшей со временем одной из важнейших составляющих местной политической жизни — политической карикатуре, отцом-основателем которой по праву считается Джеймс Гилрей.
Он родился в Челси в 1756 году. Отец Джеймса состоял в моравском братстве — протестантской секте, угрюмые члены которой во главу угла ставили изначальную порочность человека, отказ от земных благ и удовольствий и необходимость изолировать детей от тлетворного влияния окружающего мира, включая игрушки. В соответствии с заветами своих духовных братьев отец будущего карикатуриста отправил пятилетнего сына в моравский пансион, который легко мог бы послужить вдохновением и Чарльзу Диккенсу и Шарлотте Бронте (для старшего брата Джеймса Гилрея учеба в стенах этого образовательного заведения закончилась встречей со Спасителем — так во всяком случае полагали учителя 8-летнего бедолаги, призывавшего смерть как избавление от земных страданий и получившего таки требуемое).
В 14 лет с раннего детства демонстрировавшего способности к рисованию Джеймса отдали в ученики к граверу. Однако гравировать открытки и пуговицы нашему герою скоро наскучило, и вместе с несколькими своими товарищами по несчастью он присоединился к труппе бродячих актеров.
После нескольких лет скитаний Джеймс Гилрей снова оказался в Лондоне. Надо заметить, что в конце XVIII века граверы считались кем-то вроде чернорабочих мира искусства — скажем, о членстве в Королевской академии им не приходилось и мечтать, — а профессия карикатуриста в общественном сознании была и того хуже. Другое дело художники-портретисты или создатели полотен на исторические темы, на худой конец пейзажисты или анималисты. Исходя из этих соображений весной 1778 года 21-летний Гилрей подался к академикам в надежде стать «полноценным» мастером-портретистом.
Однако к счастью для искусства политической сатиры, все его старания заделаться «серьезным» художником не увенчались успехом, и с 1785 года Гилрей посвящает себя сатирической графике.
Его путь к признанию не был легким. Не имевший доступа в коридоры власти сын военного, который, выйдя в отставку, стал могильщиком, начинал с социальной сатиры, и только через 10 лет нашел свое истинное призвание: соединив искусство со свойственной журналистике злободневностью, Джеймс Гилрей создал политическую сатиру в ее современном понимании.
К 1792 году его работы печатались, раскрашивались и продавались исключительно в офортной лавке Ханны Хамфри. (В этом же доме Гилрей и жил, давая повод любителям сплетен подозревать его в любовной связи с хозяйкой.) Один из флагманов торговли гравюрами и эстампами дважды в течение этого десятилетия переезжал поближе к своей целевой аудитории — людям образованным, состоятельным, с хорошим вкусом и положением в обществе, коллекционировавшим карикатуры Гилрея и втайне надеявшимся в один прекрасный день обнаружить на них себя.
Гилрей сделал считавшуюся плебейкой среди изобразительных искусств карикатуру высоким жанром: изощренность содержания его работ с литературными и живописными цитатами, аллегориями, надписями на древних языках и отсылками к событиям политической и светской жизни столицы и виртуозность их исполнения требовали зрителя культурного и утонченного.
Одним из них был наследник престола, принц Уэльский. Плейбой, гурман и азартный игрок, прозванный в народе за свой выдающийся вкус к жизни prince of whales (whale — по-английски «кит», а также » нечто потрясающее, выдающееся»), жил по-королевски, т.е. совершенно не по средствам. С той же жадностью, с которой будущий Георг IV набрасывался на еду, вина и хорошеньких женщин, он скупал сатирическую графику; впечатляющий итог его карикатурных аппетитов был продан в 1920 году Библиотеке американского конгресса.
Период творческой активности и расцвета Джеймса Гилрея счастливо совпал со временем больших исторических событий и персоналий. Великую французскую революцию англичане поначалу встретили с энтузиазмом. Однако к 1792 году, когда в витрине мисс Хамфри появилась наводящая ужас и исключительно красноречивая в своем гротескном изображении действительности по ту сторону Ла-Манша гилреевская Un Petit Souper a la Parisienne, свобода, равенство и братство обернулись реками крови и анархией, грозившими войной, которая и не замедлила начаться в следующем же году.
Одна из самых известных работ Джеймса Гилрея — «Наполеон и Питт делят мир» 1805 года (оригинальное название The Plumb-Pudding in Danger). Здесь, как и во многих других своих карикатурах, он использует еду как метафору ненасытности и подлости, намекая, что обе стороны пекутся не столько о благополучии народов, сколько о собственных политических интересах.
Несмотря на вызывавшую восхищенное удивление европейцев относительную свободу самовыражения в Англии конца XVIII — начала XIX века, ремесло политического сатирика было все же довольно рискованным делом. За свою карикатуру «Поклонение волхвов» (The Presentation or the Wise Men’s Offering), на которой Чарльз Джеймс Фокс, идеолог британского либерализма, и его союзник (и знаменитый драматург) Ричард Бринсли Шеридан целуют попку новорожденной принцессы Шарлотты, Гилрей привлекался к суду по обвинению в кощунстве.
Это, разумеется, не единственное обвинение, которое выпало на его долю. Так, Гилрею ставили в укор получение персональной пенсии от правительства. Инициатором этой проведенной за закрытыми дверями благотворительности был Джордж Кэннинг, амбициозный соратник Уильяма Питта и будущий премьер-министр. В знак признательности он рассчитывал увидеть себя на одной из карикатур главного сатирика-графика современности и в течение нескольких месяцев регулярно наведывался в лавку мисс Хамфри с проверкой. Его надежды сбылись. В «Обещанных ужасах французского вторжения» (Promis’d Horrors of the French Invasion), где армия санкюлотов марширует по залитому кровью Пэл Мэлу, Фокс порет стоящего у позорного столба Питта, а гальотина только и ждет что вражеских голов, на заднем плане, повешенный на фонарном столбе, красуется тщеславный Кэннинг.
За треть века плодотворнейшей работы Джеймс Гилрей создал более 1000 гравюр, в которых обнаружил не только исключительную эрудицию, но и интимное знакомство с миром политики и столичного бомонда. При этом сам он, не то что в свет, из дома выходил только в случае крайней необходимости и, словно не подозревая о всеобщем признании и славе великого художника, оставался человеком удивительной простоты и непритязательности.
К 1807 году Гилрей начал терять зрение. Он продолжал работать, но каждая новая гравюра отнимала все больше времени и сил. Срывались сроки, заказчики роптали. Два года спустя была опубликована последняя работа с его подписью. Вскоре он впал в безумие.
В течение последних пяти лет жизни Гилрей время от времени возвращался к работе, но за редким исключением не мог собраться с силами, достаточными для того чтобы закончить начатое. Его коллега по карикатурному цеху Джордж Крукшенк, навестив больного художника, рассказывал как тот настаивал, что его посетитель никакой не Крукшенк, а сам он не Гилрей, а Рубенс.
В конце мая 1815 года он совершил последнюю из трех попыток покончить с собой, выбросившись из окна над лавкой Ханны Хамфри, которая все эти годы ухаживала за безумным Гилреем. 1 июня Джеймс Гилрей скончался от полученных травм.
Сатира — это своего рода защитный механизм: чтобы не дать нам сойти с ума от творящихся в мире ужасов и несправедливостей, она заставляет нас смеяться над теми, кто считает себя вершителями человеческих судеб, но, как и все мы, создан из плоти и крови со всеми вытекающими из этого физиологическими подробностями, небезгрешен и смертен. К сожалению, Джеймса Гилрея она не защитила.
Добавить комментарий