Нетривиальный гид по британской столице

Метка: 19 век Страница 1 из 14

Гарриет Тейлор-Милль: автократ в юбке

1831 год. Гарриет Тейлор (1807 — 1858) вот уже пять лет как замужем и растит двоих детей.

Гарриет Тейлор-Милль
(С) Национальная портретная галерея

Ее супруг Джон Тейлор состоит буквально из одних достоинств. Младший партнер в семейном бизнесе по оптовой торговле лекарствами. Человек, стоявший у истоков Лондонского университета и клуба «Реформа». К тому же умен, доброго нрава и души не чает в своей второй половине. Вот только Гарриет его не любит, и с каждым днем их брак становится для нее все невыносимей. Особенно ее раздражает то, что, деликатный в других отношениях, мистер Тейлор совершенно не считается с ее чувствами в вопросах интимной близости. Для Гарриет брак — это прежде всего сексуальный контракт, заключая который, одна из сторон, будучи обязательно девственницей, не имеет практически никакого представления о том, на что подписывается; с юридической точки зрения, это вопиющее нарушение закона, немыслимое при заключении ни одного другого вида договора.

Натуры более отчаянные, менее стесненные соображениями морали и/или более слабые рассудком, находили выход из подобного положения через физическое устранение причины их несчастья. Гарриет была слишком рациональна для такого рода драм — и отправилась за советом к своему духовнику. Она призналась ему, что в интеллектуальном плане муж ей не ровня и что ей скучно. О том, что ей было в тягость делить с ним супружеское ложе, Гарриет умолчала — то ли сочла неловким обсуждать столь деликатную тему, то ли исходила из того, что это занятие никому не приносило удовольствия в принципе.

Здесь, пожалуй, самое время оговориться, что Гарриет Тэйлор вращалась в весьма просвещенных кругах унитариев, а священником, которому она исповедовалась, был Уильям Джонсон Фокс — журналист, а позднее также политик либерального толка и поборник всеобщего обязательного образования. Вместо того чтобы прочитать миссис Тейлор проповедь и внушить ей утраченное чувство супружеского долга, он свел ее с Джоном Стюартом Миллем (1806 — 1873).

Генри Мейхью и голоса викторианского Лондона

Чтобы представить себе викторианский Лондон, надо обладать недюжинным воображением. И если с визуальной составляющей могут помочь сохранившиеся фото- и литографии, рисунки и картины, то саундтрэк канул в Лету вместе с эпохой. И сожалеть об этом могут разве что историки, потому как какофония крупнейшего мегаполиса в мире была тяжелым испытанием для ушей. Цокот лошадиных подков по булыжным мостовым, дикие вопли гонимого на забой скота, выступления уличных артистов разной степени одаренности и лейтмотивом — крики уличных торговцев.

Торговец птичьими гнездами

Для последних крепкая глотка в условиях жесточайшей конкуренции была не просто преимуществом, а насущной необходимостью. Томас Карлейль спасался от этой напасти в специально устроенном звуконепроницаемом кабинете. Огастес Мейхью такую роскошь себе позволить не мог — и в 1872 году предстал перед судом за нападение на коробейницу. (И его трудно осуждать: когда ежедневно в ваши двери стучатся десятки бродячих коммерсантов и при этом орут благим матом, надо быть Марком Аврелием, чтобы не сорваться.)

А двумя десятилетиями раньше Огастес помогал своему брату Генри Мейхью опрашивать героев столичных улиц. Опубликованные под общим названием «Лондонские труженики и бедняки» (London Labour and the London Poor), эти интервью не просто стали одним из самых амбициозных исследований в только-только получившей статус официальной науки социологии, но и дали право высказать свою горькую правду тем, от кого прежде слышали лишь названия продаваемых ими товаров.

Джейн Уэлш Карлейль: Письма его жены

Согласно педагогическим канонам XIX века, девочкам не полагалось учить латинский язык. Поэтому когда десятилетняя Джейн Уэлш высказала родителям такое пожелание, они, хоть и не чаяли души в единственном чаде, остались непреклонны. Чадо, впрочем, не отступилось от заветной мечты. В один прекрасный вечер, вместо того чтобы отправиться спать, Джейн спряталась под столом в гостиной, откуда до слуха потрясенных родителей вскоре донеслись склонения латинского слова penna («перо»). После чего прозвучало:

Я хочу учить латынь. Пожалуйста, позвольте мне быть мальчиком.

Cabmen’s Shelters, или Последствия одного заурядного происшествия

1875 год. Лондон. На дворе морозный, вьюжный январский вечер. Капитан Дж. К. Армстронг с удовольствием провел бы его в домашнем тепле и уюте, но обязанности редактора «Глобуса» вынуждают его отправиться на Флит-стрит.

Однако посланный за кэбом слуга обнаружил, что возницы укрылись от непогоды в ближайшем к стоянке пабе и напились до полной неспособности исполнять свои профессиональные обязанности.

Это вполне заурядное происшествие положило начало целому социокультурному институту.

Скандальный треугольник: Джон Рёскин, Эффи Грей и Джон Эверетт Милле

10 апреля 1848 года было заключено наверняка немало браков. Однако, насколько нам известно, лишь один из них получил столь скандальную известность, что попытки разобраться в случившемся продолжаются по сей день.

Молодожены — Джон Рёскин (1819 — 1900) и Эффи Грей (1828 — 1897) — решили связать свои судьбы по собственной воле, а не из-под родительской палки. Да, отец невесты не смог обеспечить дочь приданым: вложившись в акции французских железнодорожных компаний, он оказался на грани банкротства, когда рынок обрушила революция 1848 года. Зато отец жениха мог позволить себе широкие жесты: он не только обеспечил молодых капиталом в £10.000 и роскошным жильем в Лондоне, но и взял на себя их дорожные расходы, считая, что искусствоведу, коим был его сын, без путешествий не обойтись.

Под сенью святого Панкратия

Этот вполне себе захолустный уголок Лондона — даром, что в нескольких минутах ходьбы от трех вокзалов, Британской библиотеки и штаб-квартиры Google – концентрацией культурного наследия на квадратный метр затмит многие популярные туристские достопримечательности. От раннего христианства, классиков английской литературы и классики британского дизайна до женской эмансипации, поездов «Евростар» и ливерпульской четверки — практически краткая энциклопедия истории города. И одна из бережно хранимых им тайн.

Лондонские лимерики Эдварда Лира

В этот день 210 лет назад родился Эдвард Лир. 12 мая теперь отмечается Международный День Совенка и Кошечки — героев стихотворения Лира, которое, по итогам опросов общественного мнения, регулярно признается любимым поэтическим произведением британцев.

А мы отпразднуем день рождения Главного Белибердяя и Верховного Вздорослагателя Англии подборкой его лондонских лимериков.

There was a young lady of Greenwich,
Whose garments were bordered with Spinach;
But a large spotty Calf,
Bit her shawl quite in half,
Which alarmed that young lady of Greenwich.

Миллбэнк: (не)идеальная тюрьма

Tate Britain (C) Tony Hisgett, from Wikimedia Commons

Что учреждение культуры Тейт Британ стоит на месте бывшего учреждения исправительного, вы, вероятно, уже в курсе. История этого узилища заслуживает отдельного и подробного рассказа, к которому мы незамедлительно и приступим.

Как ни парадоксально это прозвучит, но своим появлением тюрьма Миллбэнк обязана американской Декларации независимости. Последовавшая за ее принятием война одним махом поставила крест на британской практике высылки за океан правонарушителей, которым даже по суровым законам 18 столетия смертная казнь все-таки не полагалась. (Депортации в Австралию начнуются лишь в 1787 году.)

В 1779 году был принят закон, позволивший заменить высылку заключением в одном из двух государственных исправительных заведений нового образца, которые, правда, еще только предстояло построить. Эти экспериментальные тюрьмы должны были воплотить в себе все самые прогрессивные идеи эпохи, касавшиеся того, как стоит поступать с преступниками. В их основе лежала вера в перевоспитательное воздействие одиночного заключения, регулярного религиозного просвещения, принудительного неоплачиваемого труда, особой униформы и строгой диеты. Вольнице, царившей в стенах Ньюгейта и прочих старорежимных узилищ, пора было положить конец.

Изамбард Кингдом Брюнель: полет метеора

Весной 1843 года внимание изрядной части английского общества было приковано к курьезному происшествию не ахти какой важности. Некий гражданин решил развлечь детвору трюком с монетой, исчезавшей сначала у фокусника во рту, а затем чудесным образом появлявшейся снова в ухе. Однако в этот раз монета очутилась в правом легком незадачливого факира. Ни похлопывания по спине, ни трахеотомия не помогли вернуть проглоченный артефакт. Промучавшись несколько недель, бедняга сконструировал — герой этой трагикомической истории был инженером, — специальный стол на шарнирах, позволивший путем переворачивания вниз головой привязанного к ней изобретателя вытрясти из него чужеродный предмет. Вся эта история в ежедневном режиме освещалась прессой, поэтому когда историк Томас Бабингтон Маколей, прочитав радостную новость, помчался по улице с криками «Вышла! Вышла!», каждый прекрасно понимал о чем и о ком речь.

Амазон XVIII века

Восемнадцатый век в Британии был временем стремительного распространения грамотности во всех слоях общества. Однако книги по-прежнему оставались роскошью, доступной немногим. Растущий читательский спрос отчасти удовлетворяли библиотеки с платной выдачей книг на дом, но при всех своих достоинствах они не утоляли весьма распространенной среди книголюбов потребности иметь в собственности некоторое количество дорогих сердцу томов.

Это чувство было хорошо знакомо Джеймсу Лакингтону. Будучи одним из одиннадцати отпрысков охочего до вина сапожника, наш герой был вынужден впрячься в трудовую лямку в то время, как его более удачливые сверстники сидели за партой. В 15 лет поступив в учение к товарищу отца по ремеслу, Джеймс Лакингтон, как он позднее утверждал, вдруг осознал ужасную вещь — собственную безграмотность. С (небезвозмездной) помощью младшего сына своего патрона юноша взялся за ее ликвидацию.

Страница 1 из 14

Работает на WordPress & Автор темы: Anders Norén