В 1785 году впервые
— и по сей день единственный раз — в истории британской королевской семьи был
учреждена официальная должность художника принца Уэльского. Она была создана
исключительно ради человека, который вот уже два десятка лет консультировал будущего
короля Георга IV по вопросам
художественной ценности новых приобретений для его коллекции искусства. С тех пор
на работах мастера вместо имени стала регулярно появляться подпись на латыни Primarius Pictor Serenissimi Walliae Principis. Приехавший 30 лет назад покорять столицу
провинциал Ричард Косвей исполнил-таки свою мечту стать «величайшим художником в Лондоне».
В Лондоне XVIII века торговля телом шла так же
бойко, как и прочими товарами народного потребления, а поприще жрицы любви при
удачном раскладе сулило не только стремительное попадание в райские кущи, но и
славу, а то и бессмертие.
На знаменитом портрете Натаниэля Хоуна (1765) Китти Фишер изображена с котенком (‘kitty’), пытающимся выловить золотую рыбку из аквариума (‘fisher’).
Lucy Locket lost her pocket, Люси Локет потеряла кошелек,
Kitty Fisher found it; А Китти Фишер его нашла.
Not a penny was there in it, В нем не было ни пенни,
Only ribbon ’round it. Одна лишь ленточка.
Эта детская песенка не так невинна, как может показаться на первый взгляд. Она повествует о двух знаменитых лондонских проститутках 18-го столетия — Люси Локет из таверны на Флит Стрит (пикантная деталь — слово locket («медальон») в ту пору служило эвфемизмом для обозначения вагины), которая дала от ворот поворот своему ухажеру после того, как он потратил на нее все свои деньги, и Китти Фишер, в объятиях которой он вскоре нашел утешение. О последней и пойдет речь в нашем сегодняшнем рассказе.
Даже в XXI веке мы не склонны доверять свои
зубы первому попавшемуся врачу, будь у него хоть сто дипломов об образовании и
повышении квалификации, и полагаемся не столько на авторитет гербовой бумаги с
водяными знаками и печатью, сколько на народную молву. Триста лет назад дела
обстояли примерно так же, даже хуже, поскольку в силу отсутствия Министерства
здравоохранения и прочих контролирующих органов никто не мог помешать
откровенным шарлатанам наживаться на страдающих от зубной боли гражданах.
В 1774 году в книжных лавках Англии появились «Письма к сыну» покойного лорда Честерфилда. Буквально в одночасье они стали европейским бестселлером, классикой жанра и предметом ожесточеннейших споров. Закадычный друг автора Вольтер считал их
пожалуй, самым лучшим из всего когда-либо написанного о воспитании»,
в то время как рассорившийся с графом Сэмюэл Джонсон заклеймил позором —
они учат морали потаскухи и манерам учителя танцев».
Кем же был автор писем, никогда не предназначавшихся для публикации, и что вышло из его педагогического эксперимента?
Вышедший в начале
этого года на экраны фильм Йоргоса Лантимоса «Фаворитка» о непростых
взаимоотношениях королевы Анны и двух ее наперсниц — Сары Черчилль и Абигейл
Мэшем, — как и положено художественному произведению, обошелся с исторической
правдой довольно свободно, если не сказать бесцеремонно. Впрочем, жизнь и без
кинематографических ухищрений в очередной раз дает фору необузданным фантазиям
деятелей искусства, и настоящая, без прикрас, история скандального дамского
треугольника не уступает фильму ни по части интриг, ни по степени драматизма.
Как-то раз
приглашенные на вечеринку к герцогине Куинзберри Хорас Уолпол, Джордж Селуин и
лорд Лорн решили уединиться в одной из комнат гостеприимного дома, чтобы
побеседовать. Внезапно дверь распахнулась, вошла хозяйка и, не произнеся ни
слова, тут же исчезла. Вскоре появился слуга и начал… снимать дверь комнаты с
петель! Поняв намек, джентльмены вернулись в гостиную.
Китти Хайд (C) English Heritage
Эксцентричные выходки
прославили герцогиню Куинзбери не меньше, чем ее красота. Исключительную
внешнюю привлекательность Китти Хайд унаследовала от матери и еще в детстве
была воспета в стихах многочисленных гостей дома от Александра Поупа до Уильяма
Конгрива. Возможно, именно потому, что чуть ли не с колыбели слышала
нескончаемый поток славословий в свой адрес, повзрослев, Катерина всей душой
невзлюбила фальшь во всех ее проявлениях.
Born in America, in Europe bred, In Africa travell’d, and in Asia wed, Where long he liv’d and thriv’d; in London dead Much good, some ill, he did; so hope all’s even And that his soul, thro’ mercy’s gone to Heaven You that survive, and read this tale, take care For this most certain exit to prepare: Where blest in peace, the actions of the just Smell sweet and blossom in the silent dust.
Родился в Америке, в Европе вырос, Бывал в Африке, а в Азии женился, Жил много лет и процветал. В Лондоне умер. Сделал много хорошего, хотя и был не без греха, Но, надеемся, одно другое уравновесило И, благодаря милосердию, его душа отправилась на небеса. Вы же, кто пока живы и читаете эти строки, Готовьтесь к неминуемому уходу туда, Где в благословенном покое деяния праведников Цветут и благоухают в безмолвном прахе, —
гласит эпитафия на надгробье Элайху Йеля (1649-1721) на погосте приходской церкви Рексема в Уэльсе. Богатая событиями жизнь покойного изложена здесь достоверно, однако главное его достижение не упомянуто.
В прошлом году в лондонском Музее науки состоялась выставка, посвященная истории роботов. Признаться, сейчас я уже и не вспомню большинства из человекоподобных экспонатов в современной части экспозиции, а вот прекрасный серебристый лебедь, с удивительной грацией выхватывающий рыбок из волн окружающего его пруда, по-настоящему поразил мое воображение. (Только собирая материал для этого рассказа я узнала, как мне повезло: оказывается, жемчужина музея Боуз в графстве Дарем, никогда прежде не покидавшая родных стен, кроме как ради реставрации, гостила в столице в течение всего 6 недель из 7 месяцев, на протяжении которых работала выставка.) Чудо-птица была создана в Лондоне в 1773 году замечательным изобретателем и настоящим волшебником по части механики, которого судьба одарила не только исключительным талантом, но и идеальным именем — Джон Джозеф Мерлин* (1735-1803).
*Мерлин — в британском цикле легенд мудрец и волшебник, наставник и советник короля Артура.
Политическая карикатура стара если не как мир, то как минимум как печатный станок Гутенберга. Однако изначально, наследуя традициям книжных иллюстраций, она имела во многом аллегорический характер, персонажи олицетворяли собой типажи, а не конкретных людей, а для понимания заложенного в ней сатирического смысла требовалось прочитать прилагавшееся пояснение либо изучить содержание облачков с текстом персонажей (как в комиксах). В XVIII веке Уильям Хогарт со своими «Карьерой мота» и «Модным браком» поднял графическую сатиру на новую высоту, но и его работы отличались не столько остроумием, сколько морализаторством — над ними хочется скорее плакать, чем смеяться.
Карикатура на т.н. «макаронника»
Спасение пришло из Италии. Вернее, его привезли с собой вернувшиеся домой пионеры только-только входившего в моду гранд-тура. Среди вывезенных ими с Аппенинского полуострова сувениров были в том числе и написанные местными художниками карикатурные портреты их современников. Карикатурной, на строгий взгляд англичан, была и континентальная мода того времени. Набравшиеся заморских замашек гранд-туристы получили прозвище «макаронников» (macaronis) не в последнюю очередь из-за своей любви к одноименной разновидности итальянской пасты и стали популярными персонажами офортов, которые создавались пока еще тоже в итальянской манере: это были портреты в полный рост, как правило, нераскрашенные, с минимальным контекстом, вполне узнаваемые, но не перешедшие еще грани, отделяющей реалистичный портрет от сатиры.
Когда новинка обжилась в Англии, она дала толчок появлению ставшей со временем одной из важнейших составляющих местной политической жизни — политической карикатуре, отцом-основателем которой по праву считается Джеймс Гилрей.
Стандартный набор ассоциаций, приходящих на ум при мысли о Великобритании, почти наверняка не обойдется без джина (как вариант джин-тоника). Однако как многие другие «типично английские» вещи вроде чая и почтовых ящиков, джин — успешно прижившийся на местной почве иммигрант.
Англичане познакомились с уроженцем Нидерландов благодаря заморскому гостю на британском престоле Вильгельму Оранскому. Чтобы извлечь выгоду из низкокачественной пшеницы, не пригодной для пивоварения, — не пропадать же добру, — правительство отменило лицензирование производства джина и освободило его от налога, одновременно в качестве дополнительной поддержки местных производителей резко повысив пошлины на импортный алкоголь.
Джордж Крукшенк. Магазин по продаже джина
Джиноварением не занялся разве что ленивый. Правда, результат английской практичности сильно отличался от своего нидерландского предка, известного как jenever: чтобы удержать цену напитка на максимально низком уровне, довольно дорогие ингредиенты оригинальной рецептуры заменялись более доступными и дешевыми субстанциями вроде скипидара и, страшно сказать, серной кислоты. Это варево, получившее прозвище «старины Тома», стало причиной одной из самых грандиозных социальных катастроф в истории страны.
