Чтобы представить себе викторианский Лондон, надо обладать недюжинным воображением. И если с визуальной составляющей могут помочь сохранившиеся фото- и литографии, рисунки и картины, то саундтрэк канул в Лету вместе с эпохой. И сожалеть об этом могут разве что историки, потому как какофония крупнейшего мегаполиса в мире была тяжелым испытанием для ушей. Цокот лошадиных подков по булыжным мостовым, дикие вопли гонимого на забой скота, выступления уличных артистов разной степени одаренности и лейтмотивом — крики уличных торговцев.
Для последних крепкая глотка в условиях жесточайшей конкуренции была не просто преимуществом, а насущной необходимостью. Томас Карлейль спасался от этой напасти в специально устроенном звуконепроницаемом кабинете. Огастес Мейхью такую роскошь себе позволить не мог — и в 1872 году предстал перед судом за нападение на коробейницу. (И его трудно осуждать: когда ежедневно в ваши двери стучатся десятки бродячих коммерсантов и при этом орут благим матом, надо быть Марком Аврелием, чтобы не сорваться.)
А двумя десятилетиями раньше Огастес помогал своему брату Генри Мейхью опрашивать героев столичных улиц. Опубликованные под общим названием «Лондонские труженики и бедняки» (London Labour and the London Poor), эти интервью не просто стали одним из самых амбициозных исследований в только-только получившей статус официальной науки социологии, но и дали право высказать свою горькую правду тем, от кого прежде слышали лишь названия продаваемых ими товаров.
Джошуа Мейхью приложил все усилия к тому, чтобы его семеро сыновей пошли по отцовским стопам и занимались юриспруденцией. Однако, за единственным исключением, отпрыски возложенных на них надежд не оправдали. Особенно огорчал отца Генри, который понапрасну растрачивал лучшие годы жизни на сомнительные химические эксперименты, окололитературные тусовки и периодические издания, не приносившие их основателю ничего, кроме огорчений (с поста главреда «Панча» его «ушли» новые владельцы уже через год после выхода первого номера в свет, а ежедневник на актуальнейшую железнодорожную тему The Iron Times вместо источника финансового благополучия стал причиной личного банкротства).
В 1849 году Генри Мейхью служил репортером в The Morning Chronicle, а Лондон поразила очередная вспышка холеры. По заданию редакции Мейхью отправился собирать материал на остров Иакова (Jacob’s Island), район трущоб, знакомый всем читателям «Оливера Твиста». Однако, в отличие от романа Диккенса, корреспонденции Мейхью не давали даже проблеска надежды на хэппи-энд. Они вызвали такой общественный резонанс, что по инициативе газеты растянувшийся на несколько месяцев репортаж был продолжен уже в виде полноценного социологического исследования. Всестороннее изучение жизни «тружеников и бедняков» Англии поручили группе корреспондентов на местах, а в столице — разумеется, Мейхью с небольшой командой помощников.
Его полевые отчеты удачно сочетали в себе элементы вполне научного исследования, репортажа с места событий и психологического романа, что придавало им особую остроту и злободневность. (Одновременно он все чаще выступал в роли сборщика пожертвований для особо нуждавшихся героев своих расследований.) Однако выводы, к которым довольно скоро пришел автор, — что существующая система эксплуатации рабочего класса вопиюще несправедлива, — оказались слишком радикальными даже для The Morning Chronicle; а уж когда Мейхью встал на сторону угнетенных работников одного из главных рекламодателей газеты, стало окончательно понятно, что их дальнейшее сотрудничество невозможно.
Так в конце октября 1850 года Генри Мейхью снова оказался на вольных хлебах, однако, не бросил начатое, публикуя теперь отчеты в дешевых газетных листках. Он взял интервью у сотен квалифицированных и неквалифицированных рабочих, ремесленников, старьевщиков, ловцов крыс, продавцов фаст-фуда от традиционных устриц до новомодных сэндвичей с ветчиной, печеной картошки и мороженого, уличных артистов, попрошаек, воров, проституток. Он беседовал со всеми, кто был не против поговорить, на их рабочем месте, на улице, в редакции, куда их привозил специально нанятый кэб, в ночлежках и дома — у них и у себя! Благодаря неподдельному интересу Мейхью к людям, участники его соцопросов встают перед нами как живые, а их голоса продолжают звучать, хотя и они сами и их эпоха давно канули в Лету. (Обсценную лексику из этих монологов журналист-расследователь, впрочем, убрал.)
It ain’t a purfession and it ain’t a trade, I suppose it’s a calling. (Это не пурфессия и не ремесло. Я думаю, это призвание.)
Уличный торговец мухоловками о своей работе
В феврале 1852 года Генри Мейхью поссорился со своим типографщиком, и публикация его очерков оборвалась буквально на полуслове. Исторической справедливости ради надо сказать, что дело было не столько в финансах — речь шла о мизерной сумме, к тому же Джордж Вудфол предпринял не одну попытку полюбовно решить вопрос, — сколько в характере Мейхью. У него не было недостатка в идеях и энергии для их первоначальной реализации, но поддерживать на плаву в течение длительного времени даже вполне успешные проекты ему было слишком утомительно и скучно. А уж если возникали трудности, даже жена не могла рассчитывать на его помощь и поддержку.
Полностью «Лондонские труженики и бедняки» были опубликованы лишь в 1861 году. К тому времени город так изменился, что современники ничтоже сумняшеся признали труд Генри Мейхью устаревшим, да еще и «ненаучным», — и без промедления сдали его в архив Истории. Признание к автору, познакомившему лондонцев с обитателями неизвестной им прежде страны бедных, пришло только во второй половине XX века вместе с т. н. welfare state (государство всеобщего благополучия, социальное государство).
И уже в новом тысячелетии стало окончательно понятно, что простой журналист Генри Мейхью был совершенно прав, считая главной причиной социальной несправедливости усугубляющийся перекос в распределении богатства между наемными работниками и владельцами капитала. Он же предсказал наше печальное настоящее с его культом производительности, безжалостной конкуренцией и жестокой эксплуатацией как планеты, так и людей, и, как следствие, — кризис перепроизводства и зарплаты, на которые при всем изобилии купить можно меньше, чем полвека назад, а работать при этом приходится больше. Решение этих проблем — в справедливости, полагал автор «Лондонских тружеников и бедняков». Вот только справедливости за последние полтора столетия в мире едва ли стало больше.
Добавить комментарий