Хэммерсмитский мост немало повидал на своем веку, но этот 76-летний старик был настолько уникален, что мосту оставалось только, скрепя своды, молча наблюдать и гадать, чем же все это закончится. Свои ежевечерние паломничества чудаковатый дед начал в августе 1916 года. Под покровом темноты он появлялся со стороны паба «Голубь» и, дождавшись, пока под мостом будет проходить какое-нибудь судно, чтобы не привлекать внимание случайных прохожих неожиданным всплеском, бросал что-то в воды Темзы. И так 170 вечеров подряд.
Звали его Томас Кобден-Сандерсон. Фанатично преданный делу всей своей жизни книгопечатник и переплетчик, он избавлялся от тонны с лишним типографских литер уникального шрифта, который будет воссоздан – и то примерно – только сто лет спустя.
К концу XIX века Хэммерсмит из тихой живописной деревушки превратился в деятельный пригород с водоочистительными станциями, пивоварнями и погрузочно-разгрузочными причалами, которые, впрочем, умудрились настолько удачно вписаться в местные пасторальные пейзажи, что художники всех мастей не считали зазорным селиться здесь. На этих берегах свили себе гнездо такие важные для истории искусства вообще и движения «Искусства и ремесла» в частности птицы как уже известный нам Уильям Моррис, каллиграф Эдвард Джонстон и гравёр и книгопечатник Эмери Уокер.
Сын каретника, в возрасте 12 лет он купил у старьевщика фолиант XVII столетия – и раз и навсегда влюбился в книги. Однако год спустя отец Эмери ослеп, и подростку пришлось, бросив школу, взвалить на себя бремя содержания семьи. Не сразу, но довольно быстро он нашел место в Типографской гравировальной компании (The Typographic Etching Company), где освоил практическую сторону дела.
Что же до теории, то историю книгопечатания он изучил самостоятельно. В 1885 году – Уокеру тогда было 34 года – он вместе с другом основал собственную компанию. Она получила название «Уокер и Ботал, автоматизированное и фотографическое гравирование» (Walker & Boutall, Automatic and Photographic Engravers) и занималась иллюстрированием книг. Его предприятие стало лучшим в этом деле.
Эмери Уокер жил на одной улице с Уильямом Моррисом и его семьей (те снимали здесь дом), но даже когда Моррис увидел однажды соседа читающим его «Земной рай» в поезде, подойти и заговорить почему-то не решился. Однако в 1883 году, когда два соседа возвращались домой на метро с собрания социалистов в Бетнал-грин, историческая встреча наконец-то состоялась. Завязавшееся на почве общих политических идеалов знакомство благодаря единодушному интересу к книгам, архитектуре и дизайну переросло в крепкую дружбу: до самой смерти Морриса в 1896 году они виделись каждый божий день.
В 1888 году на выставке движения «Искусства и ремесла» Уокер прочел лекцию по истории книгопечатания, которая вдохновила его друга на последний грандиозный проект своей жизни – создание типографии Kelmscott Press. За пять лет под чутким экспертным руководством Уокера в ее стенах было создано 66 рукопечатных тома (52 названия) – настоящих произведений искусства, ни в чем не уступавших шедеврам пионеров книгопечатания. Так началось возрождение частных типографий.
Эмери Уокер играл огромную роль в этом движении. Однако свое собственное издательство — Doves Press – он основал только в 1900 году на паях с приятелем переплетчиком и крестным отцом движения «Искусства и ремесла» Томасом Кобден-Сандерсоном. На тот момент Уокер уже владел крупным и постоянно развивающимся бизнесом, переплетная же мастерская его делового партнера держалась на плаву не без финансовой поддержки его жены Анны. Она же предоставила стартовый капитал в £1,600 для нового предприятия и обязалась покрывать любые убытки.
Эдварду Принсу был заказан особый шрифт (The Doves Type), прототипом для которого стал четкий и элегантный шрифт авторства Николаса Дженсона, венецианского печатника XV века. На его создание ушло два года. Этим шрифтом были набраны все изданные в Doves Press книги.
Кобден-Сандерсон был снобом от книгопечатания и тратил свои творческие силы и время только на лучшие образцы литературы, на, как он говорил, «самые красивые слова». В Doves Press были изданы сборники поэзии Шекспира, «Потерянный Рай»Мильтона, сделавший репутацию фирме, и шедевральный пятитомник английской Библии. Все 500 экземпляров были раскуплены по подписке задолго до того, как вышли из типографских стен. Сегодня за каждый из них можно выручить более $30,000, а первая страница Книги Бытия считается одной из самых знаменитых в истории книгопечатания. В отличие от книг, издававшихся Уильямом Моррисом, — очень средневековых, напечатанных вычурным плотным шрифтом, испещренных иллюстрациями, — издания Doves Press были современно лаконичны, их единственным украшением были цветные буквицы, нарисованные от руки Эдвардом Джонстоном (кстати, он же создал гарнитуру шрифта для лондонского метро, которая до сих пор в ходу).
Несмотря на грандиозный успех начинания, партнерство распалось. Для бизнесмена Уокера Doves Press была только одним из его многочисленных интересов, которому он уделял время, как говорится, по остаточному принципу. Помешанный же на творчестве перфекционист Кобден-Сандерсон негодовал, что ему приходится работать за двоих. Правда, когда изредка Уокер все-таки вмешивался в рабочий процесс, это тоже вызывало недовольство – несовпадением вкусов. Один из бывших учеников Кобдена-Сандерсона уже после его смерти написал, что самомнение последнего имело «едва ли не патологический» характер и что
он практически напрочь был лишен способности к сотрудничеству».
В 1906 году Кобден-Сандерсон решился расторгнуть деловой союз с Уокером. Планируя и дальше издавать книги в рамках Doves Press, он предложил тому денежную компенсацию за гарнитуру, которую намеревался оставить за собой. На что получил отказ. Начавшийся спор привел к тому, что Кобден-Сандерсон запретил бывшему бизнес-партнеру даже переступать порог некогда их общей типографии.
Ничто на земле, — писал он другу, — теперь не убедит меня расстаться с гарнитурой. Я провидец и фанатик, — чего он, кажется, не осознает, — а с провидцем и фанатиком он ничего не сможет поделать».
Кто-то из друзей предложил компромисс: Кобден-Сандерсон продолжает заниматься книгопечатанием и пользоваться шрифтом, а после его смерти последний унаследует Уокер (благо он был на добрый десяток лет моложе). Спорщиков такой вариант вполне устроил, и в 1909 году их деловое партнерство было официально расторгнуто.
Однако Кобден-Сандерсон на этом не успокоился – а чего было еще ждать от фанатика. Тайком от Уокера он еще в самый разгар их затянувшегося спора затребовал у Шотландского литейного цеха, где хранился уникальный шрифт, все его остатки, а с ними заодно — пуансоны (это такие стальные бруски с рельефным изображением буквы или знака, которые служат для выдавливания изображения при изготовлении шрифтовых матриц) и матрицы.
Если Эмери Уокер захочет найти его, ему придется за ним нырять», — сказал сам себе наш безумец, и эти слова не были метафорой.
Несколько лет все это добро хранилось у него в переплетной мастерской, пока он решался на последний шаг. В 1916 году фанатик книгопечатания, преисполнившись мстительным «так не доставайся же ты никому», решил, что лучшее, что он может сделать со сделавшим славу Doves Press шрифтом, — это утопить его. Поначалу он избавлялся от целых страниц, затем горстками высыпал литеры в реку из карманов, как будто подкармливал рыбок.
Разумеется, случались и промашки в буквальном смысле этого слова. Один раз под свинцовый дождь чуть не попал лодочник, не вовремя выплывший из-под кованого пролета. В другой раз часть литер приземлилась на устой моста; достать их оттуда не представлялось возможным, но видно было прекрасно. Проведя несколько бессонных ночей, злоумышленник решил уже было добраться до них на лодке, но обнаружил, что злополучные пуансоны унесла река.
Что стояло за этим поступком, который посредник в конфликте между бывшими деловыми партнерами Сидни Кокерел назвал «недостойным и постыдным»? С одной стороны – страстная любовь к делу всей своей жизни. Кобден-Сандерсон содрогался от ужаса при одной только мысли о том, что шрифт, которым были набраны изданные им книги – а к книгам он относился с поистине религиозным трепетом, — будет использоваться для печати чего-то еще. С другой стороны, как все приверженцы идей движения «Искусства и ремесла», он ненавидел технологический прогресс и, видя, как смыкаются летейские воды над драгоценными литерами, мог быть уверен, что те никогда не будут использованы в варварском механизированном печатном производстве.
Справедливо опасаясь, что воплощению задуманного могут помешать, Кобден-Сандерсон держал коварный план в секрете. Однако как только последняя порция знаменитой гарнитуры канула в лету, он решил поведать миру о содеянном. В 1917 году подписчики Doves Press получили извещения о закрытии издательства, а прощальный каталог сообщал, что оригинальный шрифт был «завещан» Темзе.
Разразился скандал. Уокер и его адвокаты, подобно седовласому Зевсу, метали громы и молнии, но фанатику старинных методов книгопечатания все было нипочем. Так и не раскаявшись в содеянном, он умер в 1922 году – мне почему-то думается, с довольной улыбкой на устах. Отчаявшийся Уокер подал в суд на вдову покойного.
Бедные служители Фемиды! Потерпевший утверждал, что красота утраченного шрифта была залогом популярности печатавшихся типографией книг, в то время как ни в чем не повинная Анна Кобден-Сандерсон настаивала, что все было с точностью до наоборот. Судьи спасовали перед этой юридической головоломкой, и спор был решен во внесудебном порядке. Вдове Томаса Кобдена-Сандерсона пришлось выплатить его бывшему компаньону порядка £700, компенсировав как стоимость изготовления литер и матриц, так и недополученную прибыль.
Вскоре после этого в 1926 году она скончалась. Ее прах поместили рядом с прахом мужа в стене сада при его переплетной мастерской, выходившей на Темзу. Сменяющие друг друга приливы и отливы давно унесли их обоих в небытие.
Что же до яблока раздора, то казавшийся утерянным навсегда, оригинальный шрифт Doves– вернее, 150 чудом сохранившихся литер – были обнаружены и подняты с илистого дна Темзы в самом начале этого года. По иронии судьбы, Эмери Уокер все-таки получит – пусть посмертно и только небольшую часть — то, что ему причиталось: дизайнер Роберт Грин, усилиями которого свершилось чудо, принял решение передать половину найденных у устоев Хэммерсмитского моста сокровищ музею-квартире знаменитого печатника.
Добавить комментарий