Именем принца Альберта

Альбертополис

Именем принца Альберта, супруга королевы Виктории, в британской столице названы не только улицы, но и — теперь уже бывшие — доки на востоке города, мост на западе, набережная в центре, один из двигателей на канализационно-насосной станции викторианской эпохи в лондонском районе Бексли и проч. и проч. Чарльз Диккенс как-то писал своему другу Джону Личу:

Если тебе попадется где-нибудь по соседству удобная пещера, в которой отшельнику можно было бы укрыться от памяти о принце Альберте и ее свидетельств, прошу тебя, дай мне знать»

‘If you should meet an accessible cave anywhere in the neighbourhood, to which a hermit could retire from the memory of Prince Albert and testimonials to the same, pray let me know it.’.

Саксонский принц, ставший для Виктории не просто беззаветно любимым мужем, но и ближайшим советником и помощником, благодаря разумному и тактичному усердию на очень непростом поприще приложения к коронованной жене сумел преодолеть первоначально весьма сдержанное отношение британского общества и завоевать самые искренние симпатии последнего.

Одним из главных достижений принца Альберта стала Великая выставка 1851 года, президентом которой он был. Мероприятие не только имело заметный пропагандистский эффект, но и обернулось грандиозным финансовым успехом: полученной прибыли хватило на то, чтобы купить участок земли в Южном Кенсингтоне неподалеку от места проведения выставки и устроить там научно-культурный заповедник с бесплатным доступом к достижениям цивилизации для всех желающих.

Этот район города с расположенными здесь музеями естественной истории, науки, декоративно-прикладного искусства и дизайна, королевскими музыкальным и художественным колледжами и имперским колледжем Лондона получил название Альбертополиса.

От суфражисток до сумоистов

По предложению принца-консорта здесь же был запланирован и развлекательный центр — Центральный зал искусства и наук. Однако его строительство началось уже после того, как 14 декабря 1861 года Альберт скончался от брюшного тифа. Виктория приняла эстафету, 20 мая 1867 года заложила первый камень (его по-прежнему можно найти под креслом номер 87 в 11 ряду сектора К партера) в основание переименованного в честь покойного мужа Альберт-холла и без малого четыре года спустя ставший впоследствии всемирно известным концертный зал был открыт. (На церемонии открытия королева не смогла справиться с нахлынувшими на нее эмоциями, так что торжественную речь за нее пришлось произносить принцу Уэльскому.)

Построенный по образу и подобию древнеримских амфитеатров, Альберт-холл, как и его прототипы, за полтора века своего существования успел побывать ареной самых разнообразных событий — от знаменитых променадных концертов (the BBC’s Proms) до первого в истории турнира по сумо; в начале ХХ века под его сводами звучали исполненные решимости и сознания своей правоты речи суфражисток (как это всегда бывает, и в этом политическом стане не было единства, и, строго говоря, слово «суфражистка» относится и к законопослушным Suffragists во главе с Миллисент Фоссет и к воинствующим Suffragettes под началом Эммелин Панкхёрст; последним за чрезмерный реформаторский энтузиазм в 1913 году указали на дверь); борьба за равноправие полов увенчалась полным успехом — в тех же стенах, где Альберт Эйнштейн и Стивен Хоукинг читали свои лекции, проводился бал мини-юбок и съемки фильма The Spice World о легендарной поп-группе.

При том что прославился Альберт-холл главным образом как концертная площадка, вплоть до конца 1960-х годов с акустикой тут дела были просто швах: сферический купол отражал звуки, создавая эхо; в народе шутили, что это единственное место, где любой композитор гарантированно услышит свое произведение исполненным дважды. Проблему решили, установив под сводами особые рассеиватели звука, напоминающие гигантские блюдца и прозванные «грибами королевского Альберт-холла».

Лишь тот заслуживает памятника, кто в нем не нуждается

Безвременная кончина принца Альберта в одночасье разделила жизнь 42-летней Виктории на безоблачное «До» и одинокое и одетое в вечный траур «После». Вернуть мужа было невозможно, но она могла хотя бы увековечить его память. Скромный по натуре Альберт ни о каких мемориалах и слышать не хотел, но теперь не имел никакой возможности повлиять на решение супруги.

Среди предложенных королеве вариантов были университет имени покойного принца-консорта, международная стипендия и даже адаптация к новым целям иглы Клеопатры, но все это было недостаточно хорошо для человека, которого она так любила. Только памятник! И обязательно со статуей принца.

Из представленных на конкурс проектов королева собственноручно выбрала работу известного архитектора викторианской эпохи Джорджа Гилберта Скотта. Вдохновением последнему послужили кресты, воздвигнутые в 1290 году Эдуардом I по пути следования траурного кортежа с гробом его покойной супруги королевы Элеаноры из Харби, где она скончалась, в Лондон, где была похоронена.

Строительство затянулось на целое десятилетие и завершилось в 1872 году, обойдясь в £120,000 (£10 миллионов в пересчете на современные деньги). Однако статуя принца Альберта с каталогом Великой выставке в руках была установлена лишь три года спустя. 2 скульптора — Карло Марокетти и Джон Генри Фоли — умерли, работая над ней, и насладиться плодом своих трудов довелось лишь помощнику Фоли Томасу Броку, который и довершил начатое его предшественниками.

Мемориал призван был сохранить для потомков память о принце-консорте как ценителе и покровителе наук и искусств. Сделано это было с поистине викторианским размахом. Основание памятника украшает Парнасский фриз. 64 метра вырезанного на месте барельефа населяют 169 лучших поэтов, художников, музыкантов, скульпторов и архитекторов всех времен и народов: Джотто и Микеланджело, Гендель и Бетховен, Фидий, Хеопс и Пьюджин, Пифагор, Гомер, Данте, Шекспир и Чосер, а также не страдавший излишней скромностью Скотт демонстрируют весьма основательную любовь покойного к прекрасному.

Скульптурные группы, расположенные по углам мемориала, представляют четыре континента — Европу, Азию, Америку и Африку.

В основании балдахина поместились важнейшие отрасли производства викторианской эпохи — сельское хозяйство, торговля, инженерное искусство и фабричная промышленность — и науки — астрономия, химия, медицина, риторика, геология, геометрия, философия и физиология.

Помимо скульптур, балдахин украшают также аллегорические изображения четырех искусств — поэзии, живописи, скульптуры и архитектуры, выполненные в технике мозаики. Выбор тех, кто достоин представлять каждое из них, полтора столетия назад, вероятно, был вполне логичен, хотя сегодня кажется несколько спорным. Так, поэзию олицетворяют царь Давид, сочинитель псалмов из Ветхого Завета, и Гомер (снова!), тогда как Виргилий, Данте, Шекспир, Мольер, Мильтон и Гете удостоились лишь упоминания в списке, который держит в руке сама Поэзия (вы будете смеяться, но без Гомера и там не обошлось!). За живопись отвечают древнегреческий мастер Апеллес, ни одна из работ которого до нас не дошла, и Рафаэль. Архитектуру представляют царь Соломон (создатель одноименного храма) и автор проекта Парфенона Иктин. И, наконец, почетными представителями сословия скульпторов были выбраны Фидий, автор статуи Зевса в Олимпии, и Микеланджело.

Над всем этим многолюдьем в плохо обозримой без бинокля вышине парят четыре геральдических льва, статуи восьми добродетелей, включая веру, надежду, справедливость и милость, и восемь ангелов в два ряда, а венчает это экстравагантное скопление лучших достижений человечества, разумеется, крест. (Чтобы вся эта роскошь не ушла под собственным весом под землю, под мемориалом была спроектирована полость с 800 с лишним колоннами и арками, которые и удерживают на себе колоссальный вес мемориала.)

Марк Твен писал в 1872 году:

И вот сейчас на монументальный пьедестал установят статую достойного, доброго, исполненного благих намерений джентльмена — и что за сатира на человеческую славу получится… эта длинная мраморная вереница земных полубогов вокруг основания, удерживающих на своих плечах шедевр и подпирающих трон, на котором сидит их собрат. Никак не могу избавиться от чувства неловкости по поводу того, что это роскошное сооружение возвели не для Шекспира, хотя, в конце концов, возможно, он в нем нуждается гораздо меньше, чем принц Альберт».

“Presently the statue of the good, kind, well-meaning gentleman will be placed upon the monumental pedestal – and then what a satire upon human glory it will be to see … that long marble array of the world’s demi-gods around the base, bracing their shoulders to the genial work and supporting their brother in his high seat. I still feel some lingering discomfort that this princely structure was not built for Shakespeare – but after all, maybe he does not need it as much as the other.”