Born in America, in Europe bred,
In Africa travell’d, and in Asia wed,
Where long he liv’d and thriv’d; in London dead
Much good, some ill, he did; so hope all’s even
And that his soul, thro’ mercy’s gone to Heaven
You that survive, and read this tale, take care
For this most certain exit to prepare:
Where blest in peace, the actions of the just
Smell sweet and blossom in the silent dust.
Родился в Америке, в Европе вырос,
Бывал в Африке, а в Азии женился,
Жил много лет и процветал. В Лондоне умер.
Сделал много хорошего, хотя и был не без греха,
Но, надеемся, одно другое уравновесило
И, благодаря милосердию, его душа отправилась на небеса.
Вы же, кто пока живы и читаете эти строки,
Готовьтесь к неминуемому уходу туда,
Где в благословенном покое деяния праведников
Цветут и благоухают в безмолвном прахе, —
гласит эпитафия на надгробье Элайху Йеля (1649-1721) на погосте приходской церкви Рексема в Уэльсе. Богатая событиями жизнь покойного изложена здесь достоверно, однако главное его достижение не упомянуто.
Дед Элайху Йеля Томас Йель был родом из деревушки Лландегла в Северном Уэльсе. Женившись, он с растущим семейством перебрался в Лондон, где торговлей сколотил себе весьма приличное состояние. Когда Томас Йель преждевременно скончался, его вдова вышла замуж за товарища Томаса по купеческому цеху Теофила Итона — богача, в свое время вице-губернатора Ост-Индской компании и представителя английского короля в датском суде, а также бескомпромиссного пуританина.
В 1637 году Итон с семьей присоединились к группе единоверцев, решивших отправиться в Америку в поисках лучшей жизни. Там они на берегу пролива Лонг-Айленд основали поселение, названное Нью-Хейвеном. Теофил Итон был избран губернатором новой колонии и переизбирался каждый год вплоть до своей смерти 20 годами позже. Ньюхейвенских колонистов он держал в ежовых рукавицах, не давая спуску даже собственной жене, которая в 1645 году была подвергнута публичному суду за ложь и отлучена от церкви. Наевшись такой жизни досыта, один из пасынков Итона и будущий отец героя нашей сегодняшней истории Давид Йель почел за лучшее перебраться в Бостон, где 5 апреля 1649 года и появился на свет Элайху.
Три года спустя семейство вернулось на историческую родину и обосновалось в Лондоне. Там они благополучно пережили и Великую чуму 1665 года и Великий пожар 1666-го, а Давид Йель успешно влился в торговую жизнь города и приобрел полезные знакомства, благодаря которым сумел пристроить подросшего сына на должность писца в знаменитую Ост-Индскую компанию. Так Элайху оказался в форте Сент-Джордж близ Мадраса. Благодаря наследственной энергичности и предприимчивости, он дорос в итоге до губернатора Компании.
В то время Мадрас был крупным центром работорговли. Как глава Ост-Индской компании Йель, разумеется, не мог оставаться в стороне, однако его действительное влияние на судьбы невольников сейчас определить не так-то просто. Известно, что когда в ответ на инициативу Элайху Йеля повысить налоги на содержание колониального гарнизона и города местные индийцы взбунтовались, восстание было жестоко подавлено. За Йелем числятся и другие грехи в отношении местных жителей — аресты, порки и казнь попавшегося на конокрадстве мальчика. Однако рабовладельцем Йель не был.
Зато был предприимчивым — еще каким предприимчивым — бизнесменом, за счет Ост-Индской компании увеличивая свое благосостояние. (Разумеется, торговыми махинациями за спиной далекого лондонского начальства не занимался только ленивый, но Йель делал это с совершенно бесстыдным размахом. Точной оценке его богатства не поддаются, зато известно, что после смерти нашего набоба распродажа его наследия потребовала 30 аукционов, во избежание перенасыщения рынка проводившихся сериями с перерывами в пару месяцев между ними.) В конце концов губернатор-коррупционер лишился своего поста и был вынужден вернуться в Лондон.
Здесь он вел довольно уединенную жизнь, но дел не бросал, активно занимаясь торговлей алмазами и ростовщичеством с последующими судебными тяжбами. Семейная жизнь не задалась: единственный сын умер еще в Индии, а несколько лет спустя после трагедии ушла жена, которая в свое время богатым приданым заложила основы будущего процветания Йеля, а теперь продолжала жить на содержании у покинутого мужа в одном из его многочисленных домов, но чье имя было вычеркнуто из его завещания.
Утехой одинокому опальному губернатору служили его коллекции — табакерок, колец, тростей, картин, огнестрельного оружия, мебели, керамики, серебра, научных приборов, музыкальных инструментов, часов и проч.; накопленное за время службы в Индии состояние позволяло ему иметь все что угодно в количествах, сильно превышавших реальные потребности. Библиотека Элайху Йеля насчитывала 2000 томов по истории, юриспруденции, медицине, географии, латинской литературе, истории христианства и богословию (наш герой отличался не только страстью к стяжательству, но и глубокой религиозностью). Именно благодаря книгам он и обеспечил себе место в Истории.
Основанная в 1701 году Энциклопедическая школа штата Коннектикут, как любое учебное заведение, нуждалась в библиотеке. Однако сбор книг шел ни шатко ни валко: благодетели, обещавшие после смерти завещать свои фолианты школе, имели обыкновение менять свои планы, а те, кто все-таки жертвовал в пользу учебного заведения, делали это в смехотворных масштабах, так что число книг в школьной библиотеке примерно равнялось числу дарителей.
И неизвестно еще, как бы сложилась дальнейшая судьба ныне одного из самых известных и престижных университетов мира, если бы не старания преподобного Коттона Мэзера. В 1716 году Энциклопедическая школа переехала в уже знакомый нам Нью-Хейвен, и весть эта дошла до жившего в Бостоне Мэзера. Возможно, она и не вызвала бы у него никакого интереса, если бы не обида на Гарвард. Мэзер закончил университетский курс в 15 лет, а в 27 стал членом ученого совета своей alma mater. Когда его отца ушли с должности ректора, он попытался занять опустевшее кресло, но его кандидатуру дважды отклонили. Тогда Мэзер ушел из Гарварда и обратил свои взоры на новое учебное заведение, основанное в Коннектикуте.
Идея обратиться за помощью к Элайху Йелю при всей его щедрости как благотворителя не факт, что увенчалась бы успехом, если бы тот не имел ни малейшего представления о том, кто такой Коттон Мэзер. Однако в Лондоне о последнем были наслышаны: он много публиковался и в частности писал для Королевского научного общества, членом которого были оба, а также вел обширную переписку со своими корреспондентами в городе, где никогда не бывал. В общем, его искусно написанное письмо к Йелю, сдобренное обещанием увековечить имя благодетеля в названии Школы в благодарность за щедрость, возымело действие. Дары Йеля — 449 книг, индийский текстиль для последующей продажи, портрет Георга I и щит с королевским гербом — вплоть до 1837 года оставались самым крупным из пожертвований в пользу Школы, ставшей сначала Йельским колледжем, а затем и университетом. А пожадничай Элайху Йель, и кто бы его сейчас помнил?
Добавить комментарий