Вы не найдете под сводами северного клуатра Вестминстерского собора каменной плиты или надгробия с именем Сюзанны Сиббер (1714-1776), потому что его никогда не существовало. Однако прах знаменитой актрисы XVIII века, чья смерть заставила Дэвида Гаррика воскликнуть:
Тогда вместе с ней умрет и трагедия!»,
покоится именно здесь. Она одна из немногих служительниц Мельпомены, удостоившихся чести быть погребенной в стенах главного собора страны.
На колченогом стуле у еле теплившегося огня сидела женщина. Компанию ей составляли обезьянка, кошка, сидевшая на спинке кресла сорока и притулившийся у ног тощий пес. Завидев посетителей, пес поднял лохматую голову и зарычал. «Хватит, Фидель, это друзья», — печальным и даже несколько робким голосом сказала женщина. На письменном столе стояла разбитая чашка, служившая чернильницей, и лежали исписанное до огрызка единственное перо и рукопись романа «История мистера Генри Дюмонта, эсквайра, и мисс Шарлотты Ивлин» — надежда и сокровище его автора.
Шарлотта прочитала манускрипт. Обговорили кое-какие изменения. Автор попросила 30 гиней гонорара и 50 экземпляров книги в качестве вознаграждения. Издатели сбили цену до 10 гиней. Шарлотта вынуждена была согласиться. Впрочем, теряя в деньгах, она все-таки получала свои копии романа, которые можно было либо продать, либо подарить богатым меценатам в надежде на ответную щедрость.
Опубликованный в 1755 году роман повествовал о тех, кто низко пав, сумел-таки преодолеть все невзгоды и испытания, благодаря великодушию и всепрощению окружающих. Созданный Шарлоттой Чарк, не зря подарившей свое имя главной героине, с которой у нее было немало общего, хэппи-энд для нее самой так и остался, увы, несбывшейся мечтой.
Сейчас это кажется невероятным, но в конце XVII — начале XVIII века 15% всех браков в стране заключались в столичной Флитской тюрьме, точнее — в ее ближайших окрестностях, ограниченных улицами Флит-лейн, Олд-бейли, Фаррингтон-стрит и Ладгейт-хилл.
В те времена попасть за решетку можно было и за копеечный долг, а потому население Флитской тюрьмы составляли неплательщики всех мастей — от последних бедняков до проигравшихся в пух и прах аристократов. Согласно довольно странным, сохранившимся еще со Средневековья правилам, должники, которым удавалось найти кого-нибудь, кто поручился бы за них, жили не в тюремных казематах, а в многочисленных сдававшихся внаем заключенным переполненного узилища домишках поблизости. Таким образом они могли продолжать работать и зарабатывать, надеясь со временем расплатиться по долгам и выйти на свободу.
Среди жителей Флитского гетто было в том числе и немало дискредитировавших себя священников и тех, кто только притворялся таковыми. Им, как и прочим, было разрешено выполнять свои профессиональные обязанности и в частности — проводить обряд венчания.
В 1690 году в поместье графа Кингстона в Ноттингемпшире родилась девочка. Граф так гордился старшей дочерью, что в то время, пока ее сверстницы рассаживали за игрушечными столиками кукол, умница и красавица Мэри председательствовала на дружеских ассамблеях отца. Впрочем, в полном соответствии с тогдашними представлениями о воспитании юных барышень науками граф дочке не досаждал. Правда, и ее постоянным набегам на фамильную библиотеку — одну из лучших в стране — не препятствовал. Начало, согласитесь, многообещающее, и, как мы увидим, это только пролог к совершенно фантастической жизни.
К 20 годам Мэри стараниями матушки Природы и собственными интеллектуальными упражнениями достигла того, что зовется «самим совершенством». «Грех пропадать такому сокровищу», — подумал граф и решил выдать дочь за некоего Клотуоси Скеффингтона, которого, вопреки ни на что не похожему имени, счел, видимо, вполне достойным ее руки. Невеста, правда, имела свое мнение на сей счет. И другого кандидата. В один прекрасный день летом 1712 года графа навестил Эдвард Уортли Монтегю и попросил руки Мэри. И в общем-то, граф был не против, но вот взаимопонимания в финансовых аспектах предстоящего брака стороны не нашли. Тогда влюбленные, не мудрствуя лукаво, сбежали и обвенчались тайком.
Сегодня здание универмага Marks & Spencer на Оксфорд-стрит привлекает внимание разве что содержимым своих торговых залов. И редкий прохожий в сутолоке главной торговой улицы Лондона поднимет глаза к небу и, увидя надпись The Pantheon на фасаде, задумается, что она там делает. А между тем для посвященных это поистине магическое слово, которое запускает историческую ретроспективу. Сменяя друг друга, мелькают стоявший тут до 1937 года другой универсам, известный как bazaar, затем — его предшественник театр, грандиозный пожар 14 января 1792 и наконец — величественное здание того самого «Пантеона».
Всем удовольствиям на свете юный Джозеф Бэнкс предпочитал радость познания. В большой степени, вероятно, это была заслуга его матери, женщины замечательного ума и проницательности. В письме другу Бэнкс вспоминал, как однажды она сказала сыну, что жабы – вопреки распространенному поверью – вовсе не являются вредителями и причиной появления бородавок, а, наоборот, приносят пользу, контролируя численность насекомых. Натирая жабами лицо, юный естествоиспытатель с наслаждением взирал на искаженные шоком и отвращением лица товарищей. Поэтому, унаследовав по смерти отца внушительное состояние, 21-летний Джозеф Бэнкс вместо, казалось бы, предначертанной судьбы богатого наследника – изучение исключительно джентльменского набора предметов, гран-тур по Европе и, наконец, правильный брак с последующей тихой, мирной, элегантно-роскошной жизнью – выбрал совершенно иную стезю.
Окажись вы в Лондоне 16 ноября 1724 года, вы почти наверняка обнаружили бы себя в 200-тысячной толпе собравшихся на ближних и дальних подступах к виселице на Тайберн-хилл. Казни вообще были одним из любимых развлечений эпохи, а в тот день город прощался со своим героем — красавчиком-вором Джеком Шепардом. Впрочем, прославился он не миловидностью и не кражами, а уникальной способностью находить выход из в буквальном смысле безвыходных положений.
17 сентября 1944 года союзные войска начали Голландскую операцию. Ее составной частью стала знаменитая битва при Арнеме, в которой особенно отличился майор парашютно-десантного полка Дигби Татэм-Уортер. Во время одного из боев, когда над его ротой нависла угроза потери позиций, бесстрашный офицер повел своих бойцов в атаку против немецких танков… с котелком на голове и зонтиком в руке! Совершенно обескураженный противник отступил. Вечно забывавший пароль Дигби ходил в бой, непременно вооружившись зонтом, чтобы его, не дай бог, не приняли за врага. И вообще, как он сам говорил, отвечая докучливым любопытствующим: «А вдруг дождь?»
В лондонском Блумзбери есть необычный парк – взрослым вход в него разрешен лишь в сопровождении ребенка. До 1935 года здесь находился Воспитательный дом, основанный человеком по имени Томас Корам.
27 февраля 1770 года Парламент закончил свое заседание пораньше: депутатам надо было успеть добраться до дома и приготовиться к главному событию светского сезона — грандиозному балу-маскараду Терезы Корнелис. Позади месяцы нескончаемых визитов к портным; руководство лондонских театров даже позволило своим костюмерам брать отгулы, чтобы те успели вовремя закончить работу над изысканнейшими нарядами.
Наконец, все готово. Часы вот-вот пробьют девять, и на Сохо-сквер царит настоящее столпотворение. В великосветском калейдоскопе у дверей Карлайл-хаус то взметнется под порывом ветра невесомая туника весталки, то мелькнет измазанное сажей лицо трубочиста, то озарит сгущающийся сумрак ночи усыпанная с ног до головы драгоценными камнями индийская султанша, то покажется обнаженная плоть Адама, лишь слегка прикрытая фиговыми листьями, которая при ближайшем рассмотрении оказывается шелком телесного цвета.
Среди восьми сотен счастливых обладателей заветных входных билетов — члены королевской семьи, заморские принцы и их свиты, иностранные послы, члены парламента, лорд-мэр и, несмотря на все негодование и попытки лондонского епископа запретить этот содом, жена и дочери последнего. Бурное веселье с танцами, карточными играми, застольем и интимными приключениями в приватных спальнях верхних этажей будет продолжаться до 8 часов утра следующего дня.