Сегодня Джона Рёскина знают разве что специалисты и небольшая горстка интеллектуалов. Всем остальным же он в лучшем случае известен в качестве героя появившегося уже в ХХ веке анекдота о том, как вид обнаженной жены в первую же брачную ночь положил конец их так и не начавшимся супружеским отношениям.
Джон Рёскин (С) Национальная портретная галерея
Рёскин был слишком разносторонен и велик, чтобы можно было рассказать о нем так, как он того заслуживает, в рамках блога (разве что посвятив последний ему целиком и полностью). Я ограничусь кратким наброском биографии в надежде, что он вдохновит вас познакомиться с этим во всех отношениях замечательным человеком поближе.
Статуя принца Альберта с каталогом Великой выставки 1851 года в руках (С) Анастасия Сахарова
Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, что за книгу держит в правой руке принц Альберт, восседая в центре возведенного в память о нем королевой Викторией мемориала? Это каталог Великой выставки 1851 года, одного из главных достижений принца-консорта, которая состоялась буквально в нескольких шагах отсюда.
Вокзал Сент-Панкрас и отель «Сент-Панкрас Ренессанс» (С) Анастасия Сахарова
Сегодня краснокирпичное здание лондонского вокзала Сент-Панкрас справедливо считается шедевром викторианской неоготики и имеет статус охраняемого государством памятника архитектуры. Однако так было не всегда, и то, что на этом месте не стоит одно из уродливых творений девелоперов 1960-70-х, – не просто счастливое стечение обстоятельств, а заслуга поэта и гражданина.
28 ноября 2023 года правительство Риши Сунака снова село в лужу. На это раз — международных масштабов. В тот злополучный вторник британский премьер должен был встретиться с главой правительства Греции Кириакосом Мицотакисом, но в последний момент передумал. Случилось это на следующий день после того, как его визави в интервью политическому обозревателю BBC Лоре Кунсберг заявил, что вывезенное в начале XIX века в Великобританию собрание древнегреческого искусства, ныне известное как мраморы Элгина, «принадлежит Греции» и «было, по сути, украдено».
Так началась очередная фаза продолжающегося уже два столетия спора, и не похоже, что в обозримом будущем получится найти решение, которое устроит обе стороны.
Баржа на Риджентс-канале в районе Маленькой Венеции (С) Анастасия Сахарова
Для лондонцев XXI века Риджентс-канал — это живописный маршрут для длинных прогулок пешком или на велосипеде, беговая дорожка на открытом воздухе и даже место жительства — будь то на берегу или на воде, в приспособленной для этих целей барже. А между тем с момента создания и до относительно недавних пор это был канал-труженик и, как называет его историк Каролин Кларк, «М25 своего времени».
В 1842 году Чарльз Дарвин с семейством поселились в Даун-хаус в одноименной деревушке в Кенте (в 1965-м она войдет в состав лондонского боро Бромли) и немедленно завели знакомство со своими соседями Леббоками. Дружба, завязавшаяся между ученым и восьмилетним Джоном Леббоком-младшим, во многом определила траекторию жизни последнего.
Интеллектуал-многостаночник
Закончив, как полагалось отпрыску приличной фамилии, Итон, Джон поступил на службу в семейный банк Lubbock & Co. Однако каждую свободную от рабочих обязанностей минуту продолжал посвящать самообразованию, и даже обувь носил без шнурков, ибо за то время, что тратится на их завязывание, можно, как он считал, выучить новый язык. Начитанности же наш герой был такой, что стал соавтором Оксфордского словаря английского языка.
Ее супруг Джон Тейлор состоит буквально из одних достоинств. Младший партнер в семейном бизнесе по оптовой торговле лекарствами. Человек, стоявший у истоков Лондонского университета и клуба «Реформа». К тому же умен, доброго нрава и души не чает в своей второй половине. Вот только Гарриет его не любит, и с каждым днем их брак становится для нее все невыносимей. Особенно ее раздражает то, что, деликатный в других отношениях, мистер Тейлор совершенно не считается с ее чувствами в вопросах интимной близости. Для Гарриет брак — это прежде всего сексуальный контракт, заключая который, одна из сторон, будучи обязательно девственницей, не имеет практически никакого представления о том, на что подписывается; с юридической точки зрения, это вопиющее нарушение закона, немыслимое при заключении ни одного другого вида договора.
Натуры более отчаянные, менее стесненные соображениями морали и/или более слабые рассудком, находили выход из подобного положения через физическое устранение причины их несчастья. Гарриет была слишком рациональна для такого рода драм — и отправилась за советом к своему духовнику. Она призналась ему, что в интеллектуальном плане муж ей не ровня и что ей скучно. О том, что ей было в тягость делить с ним супружеское ложе, Гарриет умолчала — то ли сочла неловким обсуждать столь деликатную тему, то ли исходила из того, что это занятие никому не приносило удовольствия в принципе.
Здесь, пожалуй, самое время оговориться, что Гарриет Тэйлор вращалась в весьма просвещенных кругах унитариев, а священником, которому она исповедовалась, был Уильям Джонсон Фокс — журналист, а позднее также политик либерального толка и поборник всеобщего обязательного образования. Вместо того чтобы прочитать миссис Тейлор проповедь и внушить ей утраченное чувство супружеского долга, он свел ее с Джоном Стюартом Миллем (1806 — 1873).
Чтобы представить себе викторианский Лондон, надо обладать недюжинным воображением. И если с визуальной составляющей могут помочь сохранившиеся фото- и литографии, рисунки и картины, то саундтрэк канул в Лету вместе с эпохой. И сожалеть об этом могут разве что историки, потому как какофония крупнейшего мегаполиса в мире была тяжелым испытанием для ушей. Цокот лошадиных подков по булыжным мостовым, дикие вопли гонимого на забой скота, выступления уличных артистов разной степени одаренности и лейтмотивом — крики уличных торговцев.
Торговец птичьими гнездами
Для последних крепкая глотка в условиях жесточайшей конкуренции была не просто преимуществом, а насущной необходимостью. Томас Карлейль спасался от этой напасти в специально устроенном звуконепроницаемом кабинете. Огастес Мейхью такую роскошь себе позволить не мог — и в 1872 году предстал перед судом за нападение на коробейницу. (И его трудно осуждать: когда ежедневно в ваши двери стучатся десятки бродячих коммерсантов и при этом орут благим матом, надо быть Марком Аврелием, чтобы не сорваться.)
А двумя десятилетиями раньше Огастес помогал своему брату Генри Мейхью опрашивать героев столичных улиц. Опубликованные под общим названием «Лондонские труженики и бедняки» (London Labour and the London Poor), эти интервью не просто стали одним из самых амбициозных исследований в только-только получившей статус официальной науки социологии, но и дали право высказать свою горькую правду тем, от кого прежде слышали лишь названия продаваемых ими товаров.
Согласно педагогическим канонам XIX века, девочкам не полагалось учить латинский язык. Поэтому когда десятилетняя Джейн Уэлш высказала родителям такое пожелание, они, хоть и не чаяли души в единственном чаде, остались непреклонны. Чадо, впрочем, не отступилось от заветной мечты. В один прекрасный вечер, вместо того чтобы отправиться спать, Джейн спряталась под столом в гостиной, откуда до слуха потрясенных родителей вскоре донеслись склонения латинского слова penna («перо»). После чего прозвучало:
Я хочу учить латынь. Пожалуйста, позвольте мне быть мальчиком.
1875 год. Лондон. На дворе морозный, вьюжный январский вечер. Капитан Дж. К. Армстронг с удовольствием провел бы его в домашнем тепле и уюте, но обязанности редактора «Глобуса» вынуждают его отправиться на Флит-стрит.
Однако посланный за кэбом слуга обнаружил, что возницы укрылись от непогоды в ближайшем к стоянке пабе и напились до полной неспособности исполнять свои профессиональные обязанности.
Это вполне заурядное происшествие положило начало целому социокультурному институту.
