Великий пожар 1666 года

Большие пожары случались в Лондоне не раз и до и после 1666 года. С десяток раз горел Лондонский мост, пока не был отстроен в камне. Та же участь постигла и два первых собора святого Павла. Сам город с деревянными домами и крытыми соломой крышами, практически смыкавшимися на уровне верхних этажей и образовывавших улицы-тоннели с хорошей тягой, словно только и ждал малейшей искры.

Уже Вильгельм Завоеватель в конце XI века пытался принять противопожарные меры и спасти тем самым город от новых бедствий. Так, он издал суровый закон, получивший название couvrefeu («потуши огонь» по-французски, которое позднее превратилось в современное curfew– одновременно и «комендантский час», и «колпачок для тушения огня»). Согласно этому закону, все огни и очаги в городе должны были гаситься с боем колокола в восемь часов вечера. Кроме того, горожане снабжались кое-какими противопожарными средствами вроде ведер с водой и багров для стаскивания с крыш горящей соломы.

Но то ли лондонцам было влом каждое утро просыпаться в холодном доме и разводить огонь по-новому, то ли они так выражали свое фи в адрес норманнских завоевателей, но закон этот особо не соблюдался, доказательством чему служат пожары, следовавшие буквально один за другим – 1077, 1087, 1093, 1132, 1135…

Горящий город

В 1189-м неубедительную попытку повлиять на ситуацию предпринял тогдашний мэр Лондона Генри Фитцайлуин. Он настаивал на том, чтобы дома строились только из камня, а крыши не крылись соломой. Его благие пожелания остались втуне, что в итоге привело к Большому Лондонскому пожару. Большому Лондонскому пожару 1212 года (некоторые историки называют 1213). Тогда лондонцы даже представить себе не могли, что ждет их спустя 454 года.

А между тем, пожары продолжали оставаться досадной неприятностью, несколько омрачавшей жизнь в столице, и грозили стать ее отличительной особенностью. Со временем богачи стали устанавливать у себя в домах камины с вытяжными трубами, которые зачастую делались из выпотрошенных стволов деревьев; это приводило к такому числу возгораний, что лорд-мэр пытался их запретить вовсе.

«Сгорел в собственной постели» стало частой причиной смерти, особенно после того как вошло в моду табакокурение. И без того пожароопасную обстановку осложняло наличие в жилых кварталах таких огнеопасных соседей, как булочники, гончары и кузнецы. А ведь были еще склады лондонского порта, под завязку набитые «топливом» для пожара.

Роковой год

Собственно говоря, беда не пришла неожиданно. Почти год стояла засуха, так что к сентябрю 1666-го все, что было в городе деревянного, пришло в полную пожарную готовность. Более того, чего-то катастрофического ждали и предрекали, причем именно в 1666-м: ведь в Апокалипсисе говорится, что 666 – число Антихриста, который в числе прочего является носителем небесного огня.

1 сентября было обычным рабочим субботним днем в Лондоне. На Пудинг-лейн, что к северо-востоку от Лондонского моста, стоял обычный, отнюдь не сладкий, аромат. Одно из значений слова pudding – «кровяная колбаса», и Пудинг-лейн была тем местом, куда из мясных лавок Чипсайда свозились потроха, прежде чем вывозились из города на баржах по Темзе.

Некий Томас Фарринер имел здесь пекарню, где занимался производством галет для королевского флота. Как так получилось, что именно с его дома начался Великий пожар, так и осталось до конца не ясным. Сам он утверждал, что около полуночи спустился посмотреть, не осталось ли тлеющих углей в печи, чтобы зажечь свечу. Не обнаружив таковых, он вернулся в постель. А спустя час его разбудил дым пожара. Нижний этаж уже был охвачен огнем, так что Фарринер с женой, детьми и служанкой оказались в ловушке. Семейство через окно выбралось на крышу соседнего дома и спаслось, а испуганная служанка предпочла остаться в доме и стала первой жертвой пожара.

Хроника катастрофы

Примерно в три часа ночи о беде доложили лорду-мэру сэру Томасу Бладворту. Однако, взглянув на пожар, он изрек

достаточно одной женщине помочиться, чтобы его потушить»

и вернулся в кровать. А между тем пламя разгоралось все сильнее, подгоняемое сильным ветром и питаемое деревом домов и горючим содержимым складов торговцев и ремесленников.

К утру огонь добрался до Лондонского моста. Водяные колеса сгорели еще до того, как кому-нибудь пришло в голову использовать их по назначению, а руины сгоревших домов (в те времена мост был плотно застроен) преградили путь помощи с южного берега. В северной же части города  ветер продолжал раздувать пламя, а жар стал таким, что не позволял подобраться к огню на достаточное для борьбы с ним расстояние. По словам одного из очевидцев,

теперь огонь захватил власть и полыхает ужасно, а Бог раздувает его своими гигантскими мехами».

Довольно детальный отчет о пожаре 1666 года оставил в своем знаменитом «Дневнике» Сэмюэл Пипс. Именно он, видя масштабы бедствия и обеспокоенный тем, что, стремясь спасти свое добро, никто не пытался потушить пожар, добился встречи с королем и его братом, герцогом Йоркским, и убедил их в необходимости сносить дома, дабы преградить путь огню. В обратный путь он пустился с соответствующими предписаниями лорду-мэру от имени монарха. Однако тот отреагировал весьма истерично:

Господи, что я могу сделать? Я без сил. Люди отказываются повиноваться мне. Я сношу дома, но огонь настигает нас быстрее, чем мы можем противостоять ему».

По счастью, король оказался большим энтузиастом пожаротушения, и его часто можно было видеть на Темзе, выглядывающим достойное его таланта руководителя возгорание. Впрочем, ситуация усугублялась с каждым часом (за это время сгорало еще около сотни домов). Когда борцам с пожаром удалось таки добраться до тех немногих водяных помп, которые были в Сити, выяснилось, что их невозможно куда бы то ни было транспортировать по охваченным огнем узким улочкам, запруженных к тому же толпами людей, пытающихся спасти свои пожитки.

Спасайся кто может!

Кстати, почему-то лондонцы верили, что церкви представляли собой надежное укрытие для их имущества. Довольно вскоре выяснилось, что это не так. Запись в дневнике Сэмюэла Пипса за вечер воскресенья, 2 сентября, гласит:

Церкви, дома и все в огне , все горит, и ужасный шум стоит от пламени и трещат, рушась, дома».

Тем временем пожар вплотную подошел к его собственному жилищу. И в четыре часа утра следующего дня Пипс, погрузив в тележку самые дорогие вещи, деньги и свой знаменитый дневник, эвакуировался к другу в Бетнал Грин.

Кстати, кое-кто на пожаре неплохо нагрел руки. Например, владельцы тележек, которые заламывали немыслимые цены за вывоз скарба в безопасные районы вроде Бетнал Грин и Сохо – до 30 фунтов.

В этот день, 3 сентября, сгорело около 20 церквей, королевская Биржа и даже каменный замок Бейнард. Его постигла та же печальная участь, что и в 1428 году.

Пожар достиг такой мощи, что мог теперь распространяться и против ветра. Он вплотную подобрался к районам, где жили состоятельные люди, и хотя они отчаянно пытались спасти свои богатства, щедрости им это не прибавило. Так, по слухам, один ольдермен спасшим из огня его сундук с 10 тысячами фунтов выделил награду в размере аж 4 фунтов.

Своего апогея катастрофа достигла во вторник. Огонь устремился вниз по склонам Ладгейт-хилла и к полудню пересек реку Флит. На Флит-стрит пожар так свирепствовал, что борцы с огнем вынуждены были отступить.

Из опасения, что огонь достигнет главной королевской резиденции в Лондоне – дворца Уайтхолл – королевские драгоценности были вывезены в Хэмптон-корт. Велись также приготовления к эвакуации из столицы казначейства.

Кстати, к чести короля и герцога Йоркского надо сказать, что они приложили массу усилий к тушению огня. Так герцогу однажды пришлось спасаться от  огненной стихии бегством. По иронии судьбы, когда спустя семь лет после пожара он обратился в католичество, его мужественное поведение во время бедствия было забыто, а сам он в народном сознании превратился в одного из папистов-конспираторов, которые и подожгли город. Его и короля видели по щиколотку в воде, бегающими с ведрами или нагнетающими в помпу воду, взбирающимися на крышу, чтобы оценить ситуацию. Изящный королевский костюм насквозь промок и покрылся грязью, но то и дело он останавливался не затем, чтобы привести его в порядок, а чтобы вознаградить тех, кто мужественно боролся со стихией.

А тем временем огонь добрался до собора святого Павла. Его как раз реставрировали после предыдущего пожара. Пламя взметнулось по опоясывавшим собор лесам. Когда обрушились своды, их обломки проломили пол собора и уничтожили находившееся в подполье книгохранилище.

Святой Павел горел долго и пламенно. Мемуарист Джон Ивлин писал о камнях, разлетавшихся от собора в разные стороны, как гранаты, ручьях расплавленного свинца, текущих по улицам, и раскаленных докрасна каменных мостовых. Огонь подбирался вплотную к Тауэру. Доберись он до пороховых запасов Белой башни – и последствия были бы еще более катастрофическими.

Нет худа без добра

По счастью, в среду ветер утих, что позволило борцам с огнем начать одерживать верх над разбушевавшейся стихией. К утру четверга худшее было позади. Однако последние тлеющие угольки большого пожара потушил только 10-дневный дождь, пролившийся в октябре. И еще много месяцев он тлел в подвалах, а жир и масло, попадая на воздух, вспыхивали огнем.

За пять дней Великий пожар 1666 года принес больше разрушений, чем немецкие бомбардировки во время Второй мировой. Сгорело более 13 тысяч домов – каждый третий в городе, — 87 церквей, 52 гильдии и других значимых зданий вроде королевской Биржи, таможни и Ньюгейтской тюрьмы. Здание городской ратуши полностью выгорело.

Около 70 тысяч человек остались без крова. В огне пожара, однако, погибли всего шесть человек. Многие месяцы спустя потерявшие в огне пожара кров люди вынуждены были жить в окрестных полях в полотняных палатках – число погибших от тягот такой жизни значительно превысило число жертв пожара. Духовенство представило пожар карой господней, но в то же время и божьей милостью, ибо могло быть и хуже.

В Европе были уверены, что Лондон уже не оправится от таких потерь. Бизнес был в полном хаосе, но недолго. Лондон в очередной раз продемонстрировал миру поразительную живучесть. В течение недели вновь открылись рынки, а владельцы лавок на Лондонском мосту довольно быстро вернулись к делам, несмотря на руины. Что касается Сэмюэла Пипса, его дом был восстановлен и уже через две недели он с женой вернулся в родные стены.

Правительство старалось регулировать начавшуюся реконструкцию города. В частности, законом предписывалось строить новые здания из кирпича. Был введен специальный налог на уголь, который пошел на восстановление 52 церквей, включая собор святого Павла, все по проектам сэра Кристофера Рена.

Как ни парадоксально, пожар 1666 года имел и некоторые благоприятные последствия. Так, благодаря оказавшимся в долговых тюрьмах разорившимся предпринимателям возник целый новый бизнес – страхование от пожара, — частью которого стало появление профессиональных пожарных. Владельцы страховых полисов устанавливали перед своими офисами специальные знаки с именем компании-страховщика, и поначалу пожарные тушили только те пожары, которые случались у их клиентов.

Впрочем, довольно скоро страховые компании сообразили, что не в их интересах было оставлять гореть здания, застрахованные конкурентами – в конце концов, огонь мог перекинуться и на здания их клиентов. Поэтому была придумана новая система, поощрявшая тех, кто прибыл на место возгорания первым.

Правда, и тут не обошлось без казусов. Теперь пожарные зачастую, вместо того чтобы тушить пожар, выясняли отношения, пока огонь делал свое дело. Доходило даже до порчи оборудования соперников. Постепенно, однако, конкуренты стали сотрудничать и в 1833 году основали Лондонскую пожарную организацию.

Кто виноват?

Что касается причин возникновения пожара, созданная по распоряжению короля комиссия в результате проведенного расследования пришла к заключению, что  он случился

по воле Божьей, из-за сильного ветра и засухи».

В память о Великом пожаре 1666 года в Лондонском Сити на пересечении улиц Монумент-стрит и Фиш-стрит-хилл был установлен Монумент – внушительных размеров колонна авторства архитектора Кристофера Рена и ученого Роберта Гука. Ее высота – 202 фута – равна расстоянию от памятника до того места на Пудинг-лейн, где некогда стояла печально прославившаяся в веках пекарня Томаса Фарринера.