Под сенью святого Панкратия

Этот вполне себе захолустный уголок Лондона — даром, что в нескольких минутах ходьбы от трех вокзалов, Британской библиотеки и штаб-квартиры Google – концентрацией культурного наследия на квадратный метр затмит многие популярные туристские достопримечательности. От раннего христианства, классиков английской литературы и классики британского дизайна до женской эмансипации, поездов «Евростар» и ливерпульской четверки — практически краткая энциклопедия истории города. И одна из бережно хранимых им тайн.

28 июля 1968 года для «битлов» выдалось суматошным — сразу несколько фотосессий в разных частях Лондона, включая сквер старой церкви святого Панкратия. Судя по снимкам, ребята резвились от души, что, однако, не оскорбило чувств ни одного верующего (если же такое и случилось, то их душевные переживания миру остались неизвестны). Церковь же и правда старая — она ведет свою историю, вероятно, аж с IV в. и считается одним из древнейших мест христианского культа в Европе.

За последующие тринадцать сотен лет здание вполне закономерным образом пришло в полный упадок, но во время Гражданской войны сгодилось на роль бараков для войск армии Парламента. Церковное серебро и древний каменный алтарь удалось спрятать до нашествия «круглоголовых», да так, что нашлись они только 200 лет спустя во время реставрации 1848 года.

Четвертью века ранее, в 1822 году на Юстон-роуд появилась новая приходская церковь, освященная тоже в честь святого Панкратия, а старой была отведена роль храма шаговой доступности для тех прихожан, кому было слишком далеко идти до новостройки (по-английски это звучит гораздо короче — chapel of ease).

Где приходская церковь, там и погост. Здешний был закрыт в 1854 году, до этого успев войти в Историю как одно из излюбленных мест промысла охотников до свежих трупов и в таковом качестве — в литературу: в диккенсовской «Повести о двух городах» именно сюда «честный промышленник» мистер Кренчер приводит сына Джерри на «рыбную ловлю».

Десятилетие спустя здешние покойники в буквальном смысле легли костями на пути прогресса в лице железнодорожной компании Midland Grand Railway. Последняя вознамерилась снести напрочь и церковь и кладбище при ней, проложив по освободившейся территории рельсы к одноименному вокзалу (St Pancras/Сент-Панкрас). Первоначальный план, правда, пришлось менять, после того как он не нашел понимания у чиновников Министерства внутренних дел. В итоге сошлись на идее тоннеля. На бумаге ничто не нарушало покоя усопших; на деле же прокладчики тоннеля вскоре докопались до истлевших гробов и человеческих останков.

И обошлись с ними далеко не самым деликатным образом. В результате поднятого прессой скандала извлечение и перезахоронение потревоженных останков было доверено архитектору Артуру Блумфилду. Последний это щекотливое и малоприятное задание перепоручил своему помощнику-студенту — и будущему классику английской литературы — Томасу Гарди. Его имя носит посаженный здесь ясень, вокруг которого концентрическими кругами стоят сохраненные надгробья старого погоста, хотя насколько непосредственное отношение к этому монументу имеет сам Гарди — неясно.

The Levelled Churchyard (1882) by Thomas Hardy

‘O passenger, pray list and catch
Our sighs and piteous groans,
Half stifled in this jumbled patch
Of wrenched memorial stones !

‘We late-lamented, resting here,
Are mixed to human jam,
And each to each exclaims in fear,
“I know not which I am!”

‘The wicked people have annexed
The verses on the good;
A roaring drunkard sports the text
Teetotal Tommy should!

‘Where we are huddled none can trace,
And if our names remain,
They pave some path or porch or place
Where we have never lain!

‘Here’s not a modest maiden elf
But dreads the final Trumpet,
Lest half of her should rise herself,
And half some sturdy strumpet!

‘From restorations of Thy fane,
From smoothings of Thy sward,
From zealous Churchmen’s pick and plane
Deliver us O Lord! Amen!’

Среди тех, кто был когда-то похоронен здесь, и Мэри Уолстонкрафт. Ее могилу регулярно навещала дочь Мэри Годвин. Тут-то ее и заприметил живший поблизости поэт Перси Шелли — и влюбился так, что бросил первую жену, которая через пару лет утопилась. Летние месяцы 1816 года любовники провели в деревушке на берегу Женевского озера в компании лорда Байрона и его врача Джона Уильяма Полидори. Лето выдалось сырое и холодное, так что большую часть времени им пришлось сидеть дома, развлекаясь у камелька разговорами, среди прочего, о гальванизме и воскрешении мертвых и чтением рассказов о привидениях. Последние и стали толчком к тому, чтобы по предложению Байрона каждый из них написал рассказ о сверхъестественном. Несмотря на участие в этом доморощенном состязании двух классиков британской литературы — Байрона и Шелли, — всеобщую известность, однако, получили написанный Мэри «Франкенштейн» и «Вампир» Полидори.

Последний упомянут на монументальных солнечных часах, возведенных на средства баронессы Анджелы Бёрдетт-Куттс в память о тех, по кому в буквальном смысле проехались колеса прогресса.

В этом трагическом списке и имя Шевалье д’Эона, французского дипломата и тайного агента, который так увлекся переодеваниями в дамскую одежду в шпионских целях, что вторую половину жизни провел как женщина. В середине 1770-х половая принадлежность д’Эона стала любимой темой для обсуждения английской прессы; дошло даже до того, что Лондонская фондовая биржа начала принимать ставки на то, кем же на самом деле является эксцентричный француз. Это должно было выясниться после его смерти и таки выяснилось: д’Эон был мужчиной.

В 1815 году на погосте старой церкви святого Панкратия была похоронена супруга архитектора Джона Соуна. По проекту последнего над ее могилой был сооружен мавзолей, который теперь считается памятником архитектуры первой степени (их таких в Лондоне всего два; второй — памятник на могиле Карла Маркса на кладбище Хайгейт). Кроме того, считается, что он послужил вдохновением дизайнеру знаменитой телефонной будки К2. Будучи одним из попечителей Музея Соуна, Гилберт Скотт наверняка видел эскизы мавзолея в его коллекции. Вполне вероятно, что он бывал и на самом кладбище, расположенном неподалеку от построенного его дедом в качестве главного фасада железнодорожного терминала Сент-Панкрас одноименного отеля.

По иронии судьбы, вокзал Сент-Панкрас уже в XX веке чуть было не постигла участь разоренного им некрополя. Однако благодаря вмешательству историка архитектуры Николауса Певзнера и поэта и гражданина Джона Бетджемена в 1967 году он получил статус памятника первой категории, что спасло его от казавшегося неминуемым сноса.

Впрочем своего звездного часа ему пришлось ждать до начала нового тысячелетия, когда тоннель под Ла-Маншем стал, наконец, реальностью. Правда, для связавших Лондон и континентальную Европу поездов «Евростар» пришлось удлинять платформы — и снова за счет все того же многострадального погоста.