Этот вполне себе захолустный уголок Лондона — даром, что в нескольких минутах ходьбы от трех вокзалов, Британской библиотеки и штаб-квартиры Google – концентрацией культурного наследия на квадратный метр затмит многие популярные туристские достопримечательности. От раннего христианства, классиков английской литературы и классики британского дизайна до женской эмансипации, поездов «Евростар» и ливерпульской четверки — практически краткая энциклопедия истории города. И одна из бережно хранимых им тайн.
За последние пару сотен лет Кингз-Кросс эволюционировал от квартала красных фонарей, мусорных куч и вопиющей нужды до одного из самых динамично развивающихся районов города, где Британская библиотека соседствует со штаб-квартирой Google и двумя железнодорожными вокзалами. Однако сложись исторические обстоятельства иначе, здесь мог бы сейчас располагаться аэропорт.
Читатели «Удивительного Лондона» неоднократно встречались на его страницах с упоминаниями Grand Tour – большого путешествия — целой культурной институции, без которой невозможно составить себе полноценное представление о 18-м столетии. Я давно вынашивала планы разобраться в этой теме и, наконец, готова представить на ваш суд плоды своих изысканий.
XVIII век с его общим ростом благосостояния положил начало массовым путешествиям в Англии. Дороги становились лучше, а езда по ним — веселее. Вместе с увеличением числа маршрутов и курсирующих по ним дилижансов росла и сеть постоялых дворов. Вместе с тем Шотландия, Ирландия и Уэльс не пользовались популярностью у массового туриста. Тот в своих предпочтениях ориентировался на элиты и, прежде всего, на государей, ни один из которых за период с 1700 по 1800 год не удосужился почтить своим вниманием даже север Англии.
Но плох тот путешественник, который не стремится повидать мир за пределами своего отечества. Для британского туриста 18-го столетия эталоном заграничной поездки был классический гранд-тур, включавший в себя посещение Парижа и главных городов Италии — Рима, Венеции, Флоренции и Неаполя.
Попросите любого риелтора назвать три главных характеристики особо лакомых объектов недвижимости и вы наверняка услышите в ответ: Location, Location, Location (на британском ТВ есть даже передача с таким названием). Жильцам дома, о котором пойдет речь ниже, есть чем гордится: их ближайший сосед — Королевская академия художеств; через дорогу — универсам Fortnum & Mason и не менее легендарный книжный Hatchard’s; до лучших в мире портных на Сэвил-роу, джентльменских клубов Сент-Джеймса и прочих элитарных удовольствий, которыми славится Мейфер, тоже рукой подать. Между тем, тысячи людей ежедневно проходят мимо него, не замечая, и неслучайно: приватность — второй главный козырь этого лондонского адреса для избранных.
В этот день 210 лет назад родился Эдвард Лир. 12 мая теперь отмечается Международный День Совенка и Кошечки — героев стихотворения Лира, которое, по итогам опросов общественного мнения, регулярно признается любимым поэтическим произведением британцев.
А мы отпразднуем день рождения Главного Белибердяя и Верховного Вздорослагателя Англии подборкой его лондонских лимериков.
There was a young lady of Greenwich,
Whose garments were bordered with Spinach;
But a large spotty Calf,
Bit her shawl quite in half,
Which alarmed that young lady of Greenwich.
Что учреждение культуры Тейт Британ стоит на месте бывшего учреждения исправительного, вы, вероятно, уже в курсе. История этого узилища заслуживает отдельного и подробного рассказа, к которому мы незамедлительно и приступим.
Как ни парадоксально это прозвучит, но своим появлением тюрьма Миллбэнк обязана американской Декларации независимости. Последовавшая за ее принятием война одним махом поставила крест на британской практике высылки за океан правонарушителей, которым даже по суровым законам 18 столетия смертная казнь все-таки не полагалась. (Депортации в Австралию начнуются лишь в 1787 году.)
В 1779 году был принят закон, позволивший заменить высылку заключением в одном из двух государственных исправительных заведений нового образца, которые, правда, еще только предстояло построить. Эти экспериментальные тюрьмы должны были воплотить в себе все самые прогрессивные идеи эпохи, касавшиеся того, как стоит поступать с преступниками. В их основе лежала вера в перевоспитательное воздействие одиночного заключения, регулярного религиозного просвещения, принудительного неоплачиваемого труда, особой униформы и строгой диеты. Вольнице, царившей в стенах Ньюгейта и прочих старорежимных узилищ, пора было положить конец.
Весной 1843 года внимание изрядной части английского общества было приковано к курьезному происшествию не ахти какой важности. Некий гражданин решил развлечь детвору трюком с монетой, исчезавшей сначала у фокусника во рту, а затем чудесным образом появлявшейся снова в ухе. Однако в этот раз монета очутилась в правом легком незадачливого факира. Ни похлопывания по спине, ни трахеотомия не помогли вернуть проглоченный артефакт. Промучавшись несколько недель, бедняга сконструировал — герой этой трагикомической истории был инженером, — специальный стол на шарнирах, позволивший путем переворачивания вниз головой привязанного к ней изобретателя вытрясти из него чужеродный предмет. Вся эта история в ежедневном режиме освещалась прессой, поэтому когда историк Томас Бабингтон Маколей, прочитав радостную новость, помчался по улице с криками «Вышла! Вышла!», каждый прекрасно понимал о чем и о ком речь.
Восемнадцатый век в Британии был временем стремительного распространения грамотности во всех слоях общества. Однако книги по-прежнему оставались роскошью, доступной немногим. Растущий читательский спрос отчасти удовлетворяли библиотеки с платной выдачей книг на дом, но при всех своих достоинствах они не утоляли весьма распространенной среди книголюбов потребности иметь в собственности некоторое количество дорогих сердцу томов.
Это чувство было хорошо знакомо Джеймсу Лакингтону. Будучи одним из одиннадцати отпрысков охочего до вина сапожника, наш герой был вынужден впрячься в трудовую лямку в то время, как его более удачливые сверстники сидели за партой. В 15 лет поступив в учение к товарищу отца по ремеслу, Джеймс Лакингтон, как он позднее утверждал, вдруг осознал ужасную вещь — собственную безграмотность. С (небезвозмездной) помощью младшего сына своего патрона юноша взялся за ее ликвидацию.