К концу XII века три главных института лондонского района Смитфилд — мясной рынок, церковь святого Варфоломея и одноименная больница — уже крепко стояли на ногах. Невероятно, но факт: всем троим удалось без особых потерь дожить до третьего тысячелетия.
Церковь святого Варфоломея — одна из старейших приходских церквей Лондона. Ей посчастливилось пережить разгон монастырей при Генрихе VIII, избегнуть пламени Великого пожара 1666 года и не попасть под немецкие бомбежки во время последней войны. Ее отцом-основателем стал Раэри, любимый не то шут, не то министрель Генриха I. Считается, что на духовные подвиги королевского фаворита подвигла цепь трагических смертей — сначала супруги монарха королевы Матильды, последовавшей за ним два года спустя гибели наследника престола принца Вильгельма (он утонул), а затем кончины родного и сводного братьев и сестры самого Раэри.
По дороге в Рим променявший шутовской колпак на скромный наряд паломника Раэри захворал. Лежа в малярийном бреду, он молил Бога о спасении своей жизни, обещая взамен основать по возвращении в Лондон больницу для бедных. Как вы уже догадались, его молитвы были услышаны. По дороге домой Раэри было видение: явившийся пред его очи святой Варфоломей пообещал помощь в трудах и сообщил, что уже выбрал место для будущего храма в свою честь в Смитфилде.
Так, неожиданно для себя самого бывший придворный шут оказался в роли девелопера. Ему повезло дожить до окончания строительства заложенных в 1123 году госпиталя и монастыря, в стенах которого он и был погребен 22 года спустя.
После того как не получивший от Папы Римского разрешения на развод с Екатериной Арагонской Генрих VIII решил порвать с римско-католической церковью, а затем возглавил Церковь Англии и провел беспрецендентную секуляризацию монастырских земель, монастырь в Смитфилде понизили в звании до обычной приходской церкви. Слагавшие его неф камни попали на рынок подержанных стройматериалов и пригодились кому-то еще, трансепты обратились в руины, в клуатре поместились конюшни, в северном приделе — кузня, а в часовне со временем установили печатный станок, на котором среди прочих трудился и Бенджамин Франклин.
Прошло около полувека, и в 1595 году предприимчивый местный житель по имени Уильям Скудамор не упустил возможности свить двухэтажное гнездо с чердаком над остатками бывшего южного входа в несуществующий больше неф. В XVIII веке типично тюдоровский домик привели в соответствие с новыми модами, но благодаря немецкому налету в 1917-м потомкам вновь явилось его истинное лицо. Довольно распространенная легенда о том, как Мария Кровавая наблюдала из окон этого дома за казнями протестантов, поедая курицу и запивая ее вином, могла бы быть правдой только в том случае, если бы у кровожадной дочери Генриха VIII была машина времени — она умерла за более чем 40 лет до постройки дома.
Незавидную судьбу монастыря и безвинно погибших на смитфилдских кострах протестантов в 1652 году взялся оплакивать философ и медицинское светило Эдвард Кук , а точнее — мраморный бюст на его могиле в церкви святого Варфоломея. Позже выяснилось, что камень впитывал висевшую в воздухе влагу, а затем время от времени выдавливал ее из себя по капле в виде «слез». При очередной реставрации в XIX веке под монументом установили радиатор отопления — и «чудеса» прекратились.
Основанный Раэри при монастыре одноименный госпиталь, широко известный как Бартс, — старейший в Лондоне и старейший в стране из тех, что до сих пор стоят на месте своего основания, а также alma mater доктора Ватсона. Святая обитель была его главным источником финансирования, лишившись которого по вине своенравного Генриха VIII, больница по его же решению была передана Лондонскому Сити. В благодарность за проявленную милость монарх удостоился статуи над въездными воротами госпиталя — единственного публичного монумента, посвященного королю-многоженцу, в Лондоне. В следующем 1547 году госпиталь обрел статус отдельного прихода, а расположенная на его территории «младшая» церковь святого Варфоломея (The Church of St Bartholomew The Less в отличие от «старшей» сестры The Church of St Bartholomew the Great) — единственный в своем роде больничный храм.
Первым суперинтендантом госпиталя был хирург и анатом Томас Викарий, бывший лейб-хирургом Генриха VIII, Эдуарда VI, Марии и Елизаветы. 34 года своей жизни отдал Бартсу великий Уильям Гарвей, первооткрыватель кровообращения, презентовавший миру свое открытие в стенах госпиталя в 1619 году.
Одной из «звезд» Бартса был хирург Персиваль Потт. Известность ему принесла следующая история: в 1756 году, навещая пациента в Саутворке, он упал с лошади и получил множественный перелом ноги. Проявив исключительную выдержку, он остался лежать на дороге в ожидании посланного за помощью гонца.
Однако времени даром не терял и… купил дверь. Когда вернувшийся гонец привел за собой двух носильщиков портшезов, хирург попросил их привязать рукоятки паланкинов к купленной им двери; его поместили на получившиеся носилки и благополучно доставили домой. Собравшийся консилиум решил поврежденную ногу ампутировать. Однако тут на счастье в комнату вошел более гуманно настроенный друг пострадавшего и предложил попытаться ее спасти. Результатом этого происшествия стал знаменитый «Трактат о переломах» Потта. На травмированную конечность наложили шину, и спустя несколько недель Потт снова был на ногах.
Пациенты Бартса не только получали необходимое лечение бесплатно, но и были избавлены от унизительной необходимости добывать рекомендательное письмо от одного из управляющих прежде чем получить разрешение переступить порог больницы. Для пациентов в особенно стесненных обстоятельствах здесь был особый «самаритянский фонд».
Неудивительно, что бесплатно воспользоваться услугами — хотя бы рекомендательного характера — работавших в этих стенах первоклассных врачей пытались и многие прижимистые богачи. К чести здешних медиков надо сказать, что они бесстрашно гнали халявщиков взашей, позоря их попутно на всю округу, так что те не отваживались больше на подобную наглость.
Едва ли не главной достопримечательностью Бартса является парадная лестница. В 1736 году охваченный благотворительным порывом Уильям Хогарт подарил госпиталю две фрески — «Добрый самаритянин» и «Бассейн Вифезды». В качестве моделей живописец якобы использовал пациентов госпиталя и написал их настолько правдоподобно, что и спустя почти три сотни лет врачи могут без труда поставить им диагноз.
Говорят, знаменитый мастер нарисовал фрески бесплатно, чтобы подряд не достался итальянцу. Впрочем, его труды были сполна вознаграждены. Во-первых, он был назначен управляющим госпиталя, а во-вторых, выполняя роль рекламных постеров, фрески подталкивали знаменитых врачей делать уже платные заказы на парадные портреты. Как видите, и в XVIII веке благотворительность прекрасно сочеталась с рекламой и маркетингом.
Добавить комментарий