8 марта 1721 года у управляющего военным госпиталем в Челси Томаса Чадли родилась дочь. Полковник скончался в возрасте 38 лет пятью годами позднее и так никогда и не узнал, что его крошка Элизабет стала одной из самых скандальных знаменитостей столетия, бесстыжей обманщицей и авантюристкой.
Викторианская Англия по большей части только изображала добродетель. Результаты же любовных похождений зачастую оказывались налицо, вернее — на лице. Сифилис и гонорея поджидали любителей плотских наслаждений на каждом шагу, что было и неудивительно в городе, где по приблизительным оценкам на каждую сотню мужчин приходилось по 4 жрице любви и где даже выпускались специальные путеводители для искателей любовных приключений. Презервативы — из льна, кишок или мочевого пузыря животных с завязочкой из шелковой ленты — существовали, но были слишком дороги, чтобы стать предметом массового потребления.
Заболевание сифилисом, как известно, в запущенных случаях приводит к в некоторой степени буквальной потере лица, точнее самой выдающейся его части. На этот случай и были изобретены искусственные носы.
Проблема приняла столь массовый характер, что обезносевшие сифилитики стали объединятся в клубы, где среди себе подобных они не испытывали неловкости за свой внешний вид и не подвергались насмешкам. Так газета The Star в феврале 1874 года писала об одном таком братстве, созданном неким эксцентричным джентльменом, представлявшимся вымышленным именем мистера Крэмптона. У него самого с носом, похоже, все было в порядке. Члены клуба встречались ежемесячно на протяжении года, пока не умер его основатель, после чего братство распалось.
14 февраля человечество дружно объясняется друг другу в любви, чтобы все оставшееся до следующего дня святого Валентина время посвятить взаимной же ругани. Разумеется, любить всех и всегда по плечу только святым, а выпускать пар полезно не только для душевного здоровья, но и для отношений — в конце концов, надо же как-то давать людям знать, что их поведение вам не нравится.
Однако нелицеприятная правда, высказанная в глаза, может аукнуться столь же горьким разоблачением собственных пороков. Гораздо безопаснее вершить моральный суд на расстоянии и анонимно. У нас для этого есть интернет, а наши предки посылали в таких случаях особые открытки.
В английском языке есть идиома know something like the back of one’s hand — «знать что-то как свои пять пальцев», — которая используется, когда речь идет о какой-то местности.
Исключительно уместна она в случае с этой женской перчаткой, на которую нанесена карта лондонских достопримечательностей. Идея заключалась в том, чтобы помочь посетительницам Великой Выставки 1851 года не потеряться по дороге в и из Гайд-парка, где та располагалась.
Насколько известно, в продаже такие перчатки так и не появились. Данный образец сохранился во многом благодаря тому, что его создатель Джордж Шоув (George Shove), решив защитить модель и свое авторство, зарегистрировал ее в Патентном бюро (the Office of the Registrar of Designs). Процедура подразумевала в частности представление опытного образца, рисунка или фотографии изобретения.
Вы не найдете под сводами северного клуатра Вестминстерского собора каменной плиты или надгробия с именем Сюзанны Сиббер (1714-1776), потому что его никогда не существовало. Однако прах знаменитой актрисы XVIII века, чья смерть заставила Дэвида Гаррика воскликнуть:
Тогда вместе с ней умрет и трагедия!»,
покоится именно здесь. Она одна из немногих служительниц Мельпомены, удостоившихся чести быть погребенной в стенах главного собора страны.
В помощь желающим разгадать тайну загадочной женской души литографная фирма D. W. Kellogg & Co. Hartford, Conn. в первой половине XIX века (точнее между 1833 и 1842 годом) выпустила подробную карту «бескрайних просторов женского сердца с указанием местных коммуникаций, удобств и опасностей для путешественников» («The Open Country of Woman’s Heart, Exhibiting its internal communications, and the facilities and dangers to Travellers therein»).
Согласно представлениям ее автора, в центре женского сердца лежит Любовь (Love). Правда, занимаемая ей площадь — как и место, отведенное таким несомненным достоинствам как Надежда (Hope), Здравый Смысл (Good Sense), Благоразумие (Prudence), Проницательность (Discrimination) и Терпение (Patience) — сильно уступает владениям Кокетства (Coquetry), Эгоизма (Selfishness), Любви к Нарядам, Восхищению и Самолюбованию (Love of Dress, Admiration and Display), которые ее окружают. Таким образом, автор весьма недвусмысленно дает понять всем отважившимся вступить на полную опасностей территорию, что путь к любви тернист и благополучный исход предприятия не гарантирован даже тем, кто прибыл по морю Богатства (Sea of Wealth).
Ничто человеческое автору «Капитала» было не чуждо. Как-то раз Карл Маркс, Вильгельм Либкнехт и Эдгар Бауэр по предложению последнего отправились в Bierreise. (У англичан это называется pub crawl.) Правда, маршрут оказался повышенной сложности: между Oxford Street, откуда они начали свой забег, и Hampstead Road, куда рассчитывали таки добраться в результате, располагалось столько пивных, что, предаваясь даже весьма умеренным возлияниям в каждом промежуточном пункте, наши герои рисковали сойти с дистанции задолго до финиша.
Все в этом артефакте викторианской эпохи вызывает у меня чувство восторга — и элегантный дизайн, и изящная простота самого ноу-хау, и особенно название — tempest prognosticator, то есть «предсказатель бурь».
Изобретение англичанина с удивительно уместной фамилией Мерриуэзер (Merryweather) внешним видом напоминало карусель. Однако место лошадок и лодочек занимали 12 стеклянных сосудов. В каждом из них было воды на дюйм и по медицинской пиявке. На надвигающееся ненастье пиявки, реагируя, вероятно, на повышающуюся перед грозой наэлектризованность атмосферы, отвечали дружными поползновениями вверх -предположительно, пытаясь таким образом спастись от грядущего наводнения. Упираясь на своем пути в крышку, они нажимали на спусковой крючок, который приводил в движение тоненькую золотую цепочку, а та, в свою очередь, — молоточек, ударявший в колокольчик на верхушке прибора.
На колченогом стуле у еле теплившегося огня сидела женщина. Компанию ей составляли обезьянка, кошка, сидевшая на спинке кресла сорока и притулившийся у ног тощий пес. Завидев посетителей, пес поднял лохматую голову и зарычал. «Хватит, Фидель, это друзья», — печальным и даже несколько робким голосом сказала женщина. На письменном столе стояла разбитая чашка, служившая чернильницей, и лежали исписанное до огрызка единственное перо и рукопись романа «История мистера Генри Дюмонта, эсквайра, и мисс Шарлотты Ивлин» — надежда и сокровище его автора.
Шарлотта прочитала манускрипт. Обговорили кое-какие изменения. Автор попросила 30 гиней гонорара и 50 экземпляров книги в качестве вознаграждения. Издатели сбили цену до 10 гиней. Шарлотта вынуждена была согласиться. Впрочем, теряя в деньгах, она все-таки получала свои копии романа, которые можно было либо продать, либо подарить богатым меценатам в надежде на ответную щедрость.
Опубликованный в 1755 году роман повествовал о тех, кто низко пав, сумел-таки преодолеть все невзгоды и испытания, благодаря великодушию и всепрощению окружающих. Созданный Шарлоттой Чарк, не зря подарившей свое имя главной героине, с которой у нее было немало общего, хэппи-энд для нее самой так и остался, увы, несбывшейся мечтой.
Снаружи этот дом на тихой улочке в Кенсингтоне ничем не отличается от своих соседей, а вот то, что скрывается внутри – совершенно иная история: здесь время словно остановилось, а вместе с ним, несмотря на грандиозные перемены за окном, задержалась викторианская эпоха. Добро пожаловать в дом Эдварда Линли Сэмбурна.
В 1874 году в доме номер 18 по Стаффорд Террас свили семейное гнездышко только что присягнувшие на верность Гименею 30-летний Линли Сэмбурн и Мэрион Герапат, которая была на 7 лет его моложе. Родители новобрачной не были в особом восторге от ее выбора – они надеялись, что старшая дочь состоятельного биржевого маклера найдет себе пару подостойнее, — однако, проклинать и лишать наследства ее не стали, а вместо этого помогли молодоженам с решением жилищного вопроса.
Согласно переписи 1871 года, в новостройках Стаффорд Террас жили преимущественно успешные профессионалы, включая вышедших в отставку офицеров, пожилых чиновников, торговцев и т.д. Затесавшийся в их ряды художник казался местным жителям случайным недоразумением.
Работает на WordPress & Автор темы: Anders Norén